Остаток пути они проделали молча.
Дома оказалось, что у Лоуренса кашель, его знобило. Миссис Лоуренс вызвала доктора, уложила мужа в постель, и он тотчас заснул беспокойным сном. Приехал доктор, осмотрел Лоуренса и сказал, что ему придется вылежать несколько дней в постели. Атмосфера в доме была невеселая, Майкл чувствовал, что во всем винят его. Он отказался от обеда, сел в машину и поехал в Бриджгемптон, в баре он выпил, съел гамбургер и снова заказал спиртное.
Когда Майкл вернулся домой, Трейси еще не спала. Везде, кроме их спальни и холла на втором этаже, свет был потушен. Он смертельно устал и, едва волоча ноги по ступенькам лестницы, задел висящую на стене картину. Она с грохотом сорвалась с крюка. Чертыхаясь себе под нос, Майкл попытался повесить картину обратно, но ему не удалось, и он понес ее наверх. Дверь их комнаты отворилась, и он остановился перед вышедшей в холл Трейси, понимая, что с картиной под мышкой представляет собой нелепое зрелище. Его слегка шатало.
– Вовсе не обязательно оповещать о своем появлении весь дом, – раздраженно и неприязненно прошептала Трейси.
– Здесь нет света, – сдержанно ответил он. – Кто это догадался повесить картину на лестнице?
– Я полагаю, свое мнение об интерьере дома ты можешь изложить в спальне, не мешая людям отдыхать, – сказала Трейси и широко распахнула перед ним дверь.
Он аккуратно поставил картину к стене и вошел в комнату. Трейси закрыла дверь, прислонилась к ней спиной и посмотрела па Майкла, который неподвижно сидел перед женой на простом деревянном стуле. Суровость бледного лица не шла к нежному, нарядному шерстяному платью, которое было на Трейси.
– Другой раз, когда напьешься так сильно, как сейчас, советую оставлять машину у бара и возвращаться на такси, это в твоих же интересах, – сказала она. – Знаю, что ты не дорожишь жизнью, но вряд ли тебе улыбается врезаться в дерево и распроститься с ней таким прозаическим способом.
– Я не пьян.
Он чувствовал, что язык у него немного заплетается и по лестнице он взбирался с трудом, но голова оставалась ясной, он мог принимать разумные решения.
– За последний год, Майкл, – безжалостно продолжала Трейси, – ты превратился в пьяницу. В одинокого жалкого пьяницу.
– Не стану с тобой спорить.
– Я и не собираюсь спорить, – сказала Трейси. – Сегодня вечером, пока ждала тебя, я решила – пора ставить точку. Очень жаль, но ничего не поделаешь. Это конец.
– Я же говорил тебе, я настаивал… – начал он, обиженный ее предвзятостью. – Я знаю, что во многом виноват перед тобой…
Она натянуто засмеялась.
– Но сегодня, – упорно повторил он, – я был ни при чем. Ты должна мне поверить.
– Я ничему не обязана верить. Все это время я не переставала надеяться, что в один прекрасный день ты проснешься и поймешь, что ты делаешь с нами обоими. Я не могу жить постоянно со страхом, что сейчас позвонит телефон и мне скажут – ваш муж погиб. Если ты целый год был не в состоянии заставить себя прикоснуться ко мне, вел разгульную жизнь бог знает где – не думай, будто мне ничего не известно, у меня есть хорошие или не очень хорошие друзья, которым не терпится рассказать мне, как проводит время мой муж, и если я противна тебе настолько, что ты готов умереть, лишь бы не видеть меня, чего же ты так держишься за меня?
– Я тебя люблю, – произнес он, глядя на свои руки.
Она снова безрадостно засмеялась:
– Странная какая-то любовь. Во всяком случае, меня она губит. К твоему сведению, не ты один ищешь утешения на стороне.
– Что ты сказала? – Он поднял глаза в неподдельном изумлении. Ему и в голову не приходило, что она… Никаких признаков.
– Ты меня отлично понял, – ответила Трейси. – А ты как полагал?
Он на мгновение задумался.
– Мне следовало ожидать нечто подобное, – покорно согласился он. – Я не виню тебя.
– Не знаю, спасет ли это твое самолюбие, – сказала она, – но легче мне не стало, я поняла, что насилую себя.
– Милая ты моя, – с грустью пробормотал он.
– Сейчас не время для нежных слов.
– Ты хочешь развода?
Стоя в напряжении, спиной к двери, точно обвинитель в конце затянувшегося процесса, она вздохнула:
– Не знаю, чего я хочу, но утром ты сядешь в свою машину – это твоя машина, – и…
– В нашу машину, – поправил он.
– Нашего больше нет. Отныне есть только твое и мое. Утром ты сядешь в машину, поедешь в город и заберешь свои вещи из моей квартиры.
Он посмотрел на широкую двуспальную кровать. Майкл знал, что не сможет пролежать рядом с Трейси до утра. Он встал.
– В таком случае, – сказал он, стараясь говорить четко и логично, – в таком случае нет смысла ждать утра. Я соберу вещи и уеду сейчас.
