– Ее ударили? – Майкл почувствовал, как в голове что-то отчаянно заколотилось. – Но за что?
– Она назвала их животными и плеснула бокал виски в лицо их главарю.
– Трейси мне ничего не сказала.
– Благородная женщина. Кажется, ты тогда лежал на полу без сознания. Какой трагический вечер! – Антуан скорбно вздохнул. – Когда они подошли к пианино, мне следовало замолчать, уйти в туалет и запереться. Вечно я поступаю в критических ситуациях не так, как надо, а страдают из-за этого мои друзья. Умоляю простить меня за идиотское поведение.
– Перестань, – оборвал его Майкл. – Ты тут ни при чем. Каждый вечер в барах Нью-Йорка происходит не менее сотни драк. Многие из них кончаются далеко не столь безобидно.
– Скажешь тоже, безобидно. – Антуан горько засмеялся. – Ты на неделю угодил в больницу, а лицо твое напоминает флаг маленького африканского государства. Тебя могли убить.
– Но не убили же. Перестань об этом. Когда навещаешь друзей в больнице, полагается их подбадривать.
– Я и сам-то не очень здорово чувствую себя в эти дни, – сказал Антуан. – Извини меня. Я остался без работы, и мне придется куда-нибудь уехать.
– Почему? Ты боишься, что эта троица разыщет тебя? Но это глупо.
– Нет. Но меня не оставят в покое. Я ощущаю это кожей. Видно, иммиграционные власти считают, что я представляю опасность для американской экономики.
– Тебя уже беспокоили?
– Пока нет. Но они доберутся до меня. Говорю тебе, я ощущаю это кожей. Я уже слышу, как прогревают мотор того самолета, на котором меня отправят во Францию. В Париже по этому случаю не объявят национального праздника. Один человек из Марселя недвусмысленно объяснил мне, что он со мной сделает, если я снова попадусь ему на глаза. Я здорово запутался.
– Твоя кожа ни хрена не смыслит в иммиграционной политике. Не трясись ты, как старая баба.
– Тебе легко так рассуждать. Тебе не нужно разрешение, чтобы работать. Я тайком ото всех перебрался в маленькую гостиницу на окраине города. Это отвратительное заведение, где живут одни сутенеры, проститутки и наркоманы, а женщины по ночам кричат так, будто им режут горло. У него есть только одно достоинство: полиция не рискует туда заглядывать. Я оставлю тебе свой телефон, если ты обещаешь держать его в секрете – даже от Трейси. Спрашивай Рене Ферно – так теперь меня зовут.
– Красивое имя, – улыбнулся Майкл. – Запиши его. На столе есть блокнот и ручка.
Он смотрел, как Антуан записывает название гостиницы, свое новое имя и телефон.
– Вот. – Антуан отложил ручку. – Еще один француз с вымышленным именем.
– Не могу ли я чем-нибудь тебе помочь? Например, таким пустяком, как деньги.
– Ты и так мне здорово помог, даже пострадал из-за меня.
Антуан сделал благородное лицо, но эффект скрадывался шрамом и следами угрей.
– Верно, я приложил руку к тому, чтобы тебя уволили и, может быть, даже депортировали. Почему бы тебе не пасть на колени и не поблагодарить меня за это? Деньги нужны?
– Сейчас нет, – ответил Антуан. – Если ситуация изменится, я воспользуюсь твоей безрассудной щедростью. Вероятно, это случится скоро. Спасибо, друг.
– Оставь. Ты вернешь.
– Я никогда не отдаю долги, – скорбно сказал Антуан. – Хотя сам осуждаю эту недостойную черту моего характера.
Майкл улыбнулся:
– Хорошо. Не возвращай. С недавних пор у меня завелись деньги, так что мой карман выдержит любую черту твоего характера.
– А ты? – спросил Антуан. – Что ты будешь делать после больницы?
– Я собираюсь бросить свою работу и уехать из города, – сказал Майкл, удивляясь собственным словам, так легко выскочившим изо рта.
На самом деле, перестав принимать снотворное, он думал лишь о том, как бы скорее выписаться из больницы.
– Mon dieu!
Антуан, казалось, был потрясен услышанным.
– Зачем тебе это нужно? Ты живешь в Нью-Йорке как король.
– Плата слишком высока.
– Куда ты поедешь? Чем будешь заниматься?
– Об этом я еще не думал. Какая разница куда.
– Ради Бога не спеши. И все из-за одного инцидента в баре, случившегося по вине глупого маленького пианиста! Тысяча шансов против одного, что это последняя драка в твоей жизни.
– Драка тут ни при чем. Вернее, она дала толчок. Любое другое событие – может быть, еще менее значительное – раньше или позже сыграло бы ту же роль. Я давно был внутренне готов к подобному решению, только не отдавал себе в этом отчета.
