угощения, которым хозяйка потчевала гостей, но в конце концов он устал от собственной пустой болтовни, неотличимой от болтовни других, и наскучил себе самому. Бесчисленное множество раз он уходил после вечеринок с женщинами, которых с трудом узнавал через две недели.
В театральном фойе он вспомнил похороны, незнакомку в темно-синем пальто, ощущение вины, которое пронзило его, когда он, стоя у гроба матери и испытывая противоречивые чувства, вдруг понял, что его влечет к этой девушке. Он помнил, что ее зовут Трейси Лоуренс. Она пристально посмотрела на Майкла и улыбнулась. Он подошел и сказал:
– Здравствуйте, мисс Лоуренс.
Он очень надеялся, что она не поправит его.
Трейси не поправила Майкла, и он подумал, что она, вероятно, по-прежнему не замужем.
– Нас не представили на похоронах, – сказала она. – Откуда вам известно мое имя?
– Узнал, – ответил Майкл и улыбнулся.
Смерть матери потеряла всякое значение, отошла в прошлое и обрела статус рядового события, такого, как чья-то свадьба, крестины или день рождения.
Майкл заметил, что девушка восприняла его слова как знак внимания.
– Моя тетя миссис Гренье, – сказала Трейси.
– Мистер Сторз.
Он поздоровался с тетей. Она была одета со вкусом, тщательно уложенные волосы украшали доброе утомленное лицо.
– Вам нравится спектакль? – спросила Трейси.
– Что ж, он помог скоротать вечер. Я остаюсь на второе действие. А вы?
– Мы тоже. Спать еще рано.
– Может быть, выпьем где-нибудь после спектакля?
Девушка вопросительно посмотрела на тетю.
– Я устала, – сказала миссис Гренье, – Поеду домой. А вы, молодежь, идите и развлекайтесь.
Зазвенел звонок, и они направились в зрительный зал. Простое закрытое темно-зеленое платье подчеркивало стройность Трейси, ноги ее были прелестны, а походка естественна.
Она сидела впереди, в трех рядах от Майкла, он видел темную головку Трейси, различал ее легкий, свободный смех. Он забыл про пьесу и думал о Трейси, чувствуя, что она тронула его, но совсем не так, как бывало раньше. Сейчас Майкла словно пронзило чем-то острым, он принял сигнал, посланный ею, услышал шепот, донесшийся из темноты зала: «Внимание, особый случай». Вспомнил взгляд, брошенный через толпу на похоронах. Почему он сразу не разыскал ее? Наверное, найти Трейси было бы легко. Как можно, могила еще свежа! Жертва воспитания.
После спектакля, поймав такси для тети, Майкл сказал, что голоден, Трейси призналась: «Я тоже», – взяла его под руку, и они направились к «Сарди».
В ресторане, когда метрдотель вел их к столику, Майкл заметил, что все мужчины повернулись и смотрят на нее. Она, вероятно, привыкла к этому. Что ж, он тоже привык к женским взглядам. Майкл решил не терять головы. Или хотя бы не демонстрировать, что восхищен Трейси. Он уже давно не старался производить на женщин впечатление – не было необходимости. Майкл находил естественным, что при его внешности, атлетической фигуре, крепнущем положении в деловом мире и соответственных доходах женщины сами старались привлечь его внимание. Правда, это начинало ему надоедать.
Он заказал бутылку кьянти и спагетти для обоих.
Они заговорили о пьесе.
– Как талантливо, – сказала Трейси, – а мыслей маловато. Болезнь века. Вы согласны?
– Я смотрел не очень внимательно. Думал о другом. Она быстро подняла голову, посмотрела Майклу в глаза:
– Правда?
Но не стала уточнять, о чем именно он думал.
– Дела, – соврал он. – Сегодня вечером мне следовало задержаться в конторе. У меня на столе лежат бумаги, на которые в понедельник надо дать ответ. Но в пятницу я устаю к вечеру. – Он негромко засмеялся. – К сожалению, последнее время я чувствую себя усталым уже в понедельник, к десяти утра.
– Где вы работаете?
– Я консультант по вопросам управления.
– Что это такое?
– Наша страна порабощена менеджерами, а я даю им рекомендации.
– Нельзя ли подробнее?
– Мы ходим по фабрикам и конторам, изучаем бухгалтерские книги, расспрашиваем служащих и вселяем ужас в их сердца.
Майкл подумал, что еще никогда так не говорил. Почему-то с этой едва знакомой женщиной он мог делиться любыми мыслями, какие приходили ему в голову.
– Почему ужас?
