Он сел рядом с ней. Она взяла его за руку, теперь уже как сестра.
– Если тебе от этого станет легче, cheri, – сказала она, – то могу признаться, что и со мной это случилось впервые. Мне было так одиноко, так тоскливо… Разве ты не понял?
– Нет, – признался он. – По правде говоря, я плохо разбираюсь в женщинах.
– «Плохо разбираюсь в женщинах», – ласково передразнила его она. – И не пьешь. Именно такой мужчина мне и нужен был сегодня. Позволь рассказать немного о себе. Я замужем. Мой муж служит в армии. Он майор и был помощником военного атташе в Вашингтоне.
Вот откуда она знает английский, подумал он. Значит, не было ни чиновников, ни конгрессменов, ни мотелей.
– А сейчас он временно служит в Париже. В Высшей военной школе, – продолжала она. – Временно. – Она коротко и резко рассмеялась. – Он там уже три месяца. Здесь, в Ницце, у меня ходят в школу двое детей. Сегодня они у бабушки.
– Но у тебя нет обручального кольца, – сказал он. – Я посмотрел.
– Я его сняла. – Лицо ее помрачнело. – Сегодня мне не хотелось быть замужем. Днем я получила телеграмму от мужа, в которой он сообщал, что будет звонить; я сразу поняла, что он мне скажет. Он скажет, что у него много работы и он снова не может приехать. У него уже три месяца много работы. По- видимому, там, в Высшей военной школе, они готовятся к чему-то необыкновенному, если бедный майор в течение трех месяцев не может даже на день слетать в Ниццу повидаться с женой. Я-то хорошо знаю, к какой войне мой муж готовится в Париже. Ты слышал, как я сказала ему по телефону…
– Нет, – ответил Рудольф. – Я не слышал, что ты говорила… Я только понял, что ты сердишься.
– Да, наша беседа была далеко не дружеской, – согласилась Жанна. – Мы ссорились. Теперь ты понимаешь, почему я очутилась в кафе без обручального кольца на руке?
– Более или менее, – ответил Рудольф.
– Когда ты вошел и сел, я собиралась расплатиться и идти домой, – тихо сказала она. – Двое мужчин уже подходили ко мне. Напыщенные позеры с опытом, любители… Как это говорится в Америке? Однодневных?..
– Однодневных гастролей, – подсказал Рудольф.
– Именно.
– Они по крайней мере не приняли тебя за шлюху, – уныло возразил он. – Прости меня.
Она погладила его по руке.
– Прощать нечего, – сказала она. – Это только внесло комическую ноту в наш вечер. Когда ты вошел и сел, я увидела твою добропорядочную и почтенную физиономию и решила не уходить. – Она улыбнулась. – Во всяком случае, не сразу. И оказывается, не ошиблась. Больше никогда не будь застенчивым. – Она снова как сестра похлопала его по руке. – Уже поздно. Ты сказал, что тебе пора… Запишешь мой телефон? Мы увидимся еще?
– Мне, наверное, тоже следует рассказать немного о себе, – заговорил Рудольф. – Прежде всего меня зовут не Джимми. Не знаю почему… – Он пожал плечами и улыбнулся. – Я стеснялся. Считал, что плохо поступаю. А если я назовусь чужим именем, то половина вины с меня вроде бы снимается. А может, из осторожности: вдруг мы когда-нибудь встретимся и я буду не один, ты скажешь: «Здравствуй, Джимми!», а я смогу ответить: «Извините, мадам, вы меня с кем-то путаете».
– Если бы я вела дневник, – сказала Жанна, – я бы описала все, что сегодня случилось. Во всех подробностях.
– Меня зовут Рудольф, – продолжал он. – Мне никогда не нравилось мое имя. Мальчишкой я считал, что оно звучит не по-американски, хотя трудно сказать, что звучит по-американски и что нет. И какое кому до этого дело. Но в школе ты начинен книгами, где героев зовут Гекльберри Финн, Дэниел Бун, Стаде Лониган… Имя Рудольф напоминало мне какое-то тяжелое немецкое блюдо. Особенно во время войны. – Он никогда никому не говорил о своем отношении к собственному имени, даже сам для себя никогда не формулировал его так четко и теперь удивился тому, что рассказывает об этом красивой, чужой или почти чужой женщине, – рассказывает легко и даже с удовольствием. Он сидел в полумраке на кровати, и ему хотелось побыть подольше с этой женщиной, под каким-нибудь предлогом отложить уход, сказать, что до зари еще далеко, хотя уйти все равно придется.
– Рудольф, – повторила Жанна. – Имя как имя, не очень красивое, но и не плохое. А если называть тебя Родольфо? Пожалуй, лучше, а?
– Гораздо лучше.
– Отлично, – засмеялась она. – Отныне я буду называть тебя Родольфо.
– Родольфо Джордах, – повторил он. Это имя придало ему в собственных глазах какую-то лихость. – Моя фамилия Джордах. Я остановился в отеле «Дю Кап». – Мосты сожжены. Имя и адрес известны. Теперь они во власти друг друга. – И еще одно. Я женат.
– Я так и думала, – сказала Жанна. – Но это твое личное дело. Как и мой брак – мое личное дело.
– Моя жена со мной в Антибе. – Ему не хотелось признаваться, что они с Джин тоже в натянутых отношениях. – Дай мне твой телефон.
Она встала, подошла к столику, где лежали ручка и бумага, и, написав номер телефона, протянула ему листок; он аккуратно сложил его и спрятал в карман.
– В следующий раз, – сказала она, – тебе придется снять номер в отеле. Дети будут дома.
В следующий раз…
– А теперь я вызову такси, – сказала она. Они перешли в гостиную, она набрала номер, что-то быстро сказала, подождала немного, согласилась: «Tres bien»[12] – и положила трубку. – Такси приедет через пять минут, – сказала она. У двери они поцеловались долгим, благодарным, целительным поцелуем. – Спокойной ночи, Родольфо, – сказала она и улыбнулась. Он понял,
