пробок, фокусирующих луч в нужном месте. Пока она, надев электроглаз, лежала на полу, Теллон был вынужден беспомощно сидеть и слушать, как елозит по толстому ковру ее извивающееся в экстазе тело; при этом из ее горла вырывались самые настоящие кошачьи вопли. Все, что он мог, — это до боли стискивать свои кулаки и кусать в бессилии костяшки пальцев…
Дверь спальни отворилась, и он услышал, как входит Аманда.
— Ты уже спишь, дорогой?
— Нет пока. Но тружусь над этим.
Теллон вслушивался в легкое потрескивание статического электричества в одежде, которую она стягивала с себя. Если бы не ее еженощные нестерпимые домогательства (которые не имели ничего общего с любовью), жизнь здесь была бы сносной. Но с тех пор, как он начал на ночь возвращаться в слепоту, Аманда стала более пылкой, более настойчивой. Он догадывался: происходило это потому, что его беспомощность без электроглаза отвечала какому-то выверту ее психики.
— Дорогой, опять у тебя под боком эта грязная собака?
— Сеймур не грязный.
— Пусть будет по-твоему, дорогой; но, какой бы он ни был, разве место ему на нашей постели?
Теллон со вздохом спустил пса на пол.
— Я люблю, когда Сеймур рядом. Неужели здесь у меня не может быть никаких привилегий?
— А что за привилегии были у тебя в Центре, дорогой?
Один ноль в ее пользу, подумал Теллон. Почему у него все получилось так, а не иначе? Каким образом из миллиона, а может, и полутора миллионов обитателей Свитвелла он безошибочно выбрал Аманду Вайзнер? Впрочем, мрачно подумал он, Сэм Теллон всегда находил таких Аманд, куда бы его ни занесло. Как так вышло, что начал он как физик, а кончил работой в Блоке? Почему изо всех приемлемых вариантов, что предлагала ему судьба, он неизменно выбирал тот, который с роковой точностью засовывал его в самое неподходящее время в самое неподходящее место?
Ночь была очень теплой — на южную оконечность длинного континента весна пришла рано. Шли часы за часами, и Теллон пытался уклониться от физической дуэли, хотя бы мысленно позволил своему сознанию всплыть вверх, сквозь потолок и крышу, туда, где он смог бы увидеть медленный танец чужих созвездий. В закоулке за рестораном рыскали и нападали друг на друга огромные кошки, точно так же, как это всегда делали их предки на Земле. Тысячу веков луна золотила их глаза, а теперь вот ее не было, и они рассказывали друг другу завывающие кошачьи мифы о пропавшей луне.
Иногда раздавались более пронзительные крики, когда самец и самка неистово совокуплялись, подчиняясь инстинкту, который был стар, как луна, и тотален, как материя. Теллон не сразу понял, что тело Аманды всякий раз отзывалось на высшие ноты этих душераздирающих концертов. А поняв, почувствовал, что сильнейшая волна раздражения захлестывает его мозг. Если он от нее улизнет, она пойдет в полицию — в этом он был уверен. Он мог бы ее убить, но и нескольких часов не пройдет, как ежедневно приходящие служащие ее ресторана заметят отсутствие хозяйки. А в то же время не следовало сбрасывать со счетов и такую вероятность: вдруг он ей вскоре наскучит? Тогда она глазом не моргнув выдаст его, что бы он ни делал…
Беспокойно ворочаясь в темноте, Теллон задел рукой лицо Аманды и коснулся гладкой пластмассы, усеянной крошечными выступами. Их тела тут же замерли.
— Что это такое? — тон вопроса был намеренно спокойным, чтобы скрыть догадку, блеснувшую в его мозгу.
— О чем ты, дорогой? Ты про мои старые дурацкие очки? Я и забыла, что они на мне.
Теллон какое-то время обдумывал ее слова, прикидываясь задремавшим, потом сорвал с ее головы электроглаз и надел на себя. Он мельком увидел ночные джунгли, по которым бродили большие кошки, и тут ослеп снова.
Яростно мяукая, Аманда набросилась на него, применяя ногти и зубы так же естественно и умело, как и любая из ее кошек. Теллону мешала не только слепота, но и боязнь случайно раздавить электроглаз, упавший рядом с ними на постель.
Стоически смирившись с тем, что его кожу рвут, он ощупью нашел электроглаз и засунул его в надежное место — под кровать. Затем он усмирил Аманду, держа ее за горло левой рукой, а правой нанося по ее лицу медленные, ритмичные удары кулаком. Он продолжал бить, даже когда она обмякла, словно пытался взять реванш, сам не зная за что…
Десять минут спустя Теллон открыл переднюю дверь «Персидского кота» и шагнул на улицу. Он шел быстро, его заново наполненный вещмешок сильно колотил его по спине, под мышкой сонно ворочался Сеймур. Оставалось еще пять часов темноты, в течение которых он мог идти на север, но у него было ощущение, что охота начнется задолго до рассвета.
12
Теллон почти миновал городские предместья, когда услышал тарахтение летевшего вертолета. Его бортовые огни проплыли высоко в небе в предрассветной серой мгле. Для технической мысли, дошедшей до отрицания самой гравитации, вертолеты были топорной поделкой, но они по-прежнему оставались самым эффективным транспортным средством вертикального взлета из всех, когда-либо изобретенных. И вряд ли они выйдут из употребления, пока одним людям приходится убегать, а другим — охотиться за ними, уподобляясь коршунам.
Приподняв голову Сеймура, Теллон смотрел, как одинокий огонек уплывает из виду и скрывается за горизонтом на севере.
Аманда зря времени не теряла, подумал он. Теперь, когда исчезли последние крохи надежды, что на него еще не натравили полицию, нужно было искать надежное укрытие, чтобы переждать наступающий день.
Он шел по автостраде второй категории, с одной стороны окаймленной деревьями местных пород, а с другой — чахлыми пальмами, выращенными при высокой гравитации Эмм-Лютера из импортных семян. В этот утренний час движение ограничивалось немногочисленными частными автомобилями. Они мчались быстро, взметая за собой пыль и сухие листья.
Теллон держался поближе к деревьям, всякий раз стараясь слиться с ними при виде фар, и пристально разглядывал тихие здания в поисках подходящего укрытия для сна. Когда Свитвелл остался у него за спиной, чистенькие сады-заводы постепенно стали сменяться небольшими кварталами многоквартирных домов, а потом — частными домами, где жили люди с более высоким доходом. Педантично ухоженные газоны озарялись огнями автострады. Несколько раз, пока он шел, образы окружающего мира как бы тускнели, и тогда он свирепо шипел на Сеймура, заставляя терьера быть настороже. Но в конце концов ему пришлось признать, что вина лежит на электроглазе. Он пощупал крошечный ползунок, которым регулировались контрастность и фокус, и ахнул, обнаружив его почти на пределе, на верхнем крае прорези. По-видимому, последствия повреждения, нанесенного блоку питания, прогрессировали, и из этого следовало, что…
Теллон отогнал прочь эту мысль и сосредоточился на том, чтобы найти место для дневки. Когда он открыл дверь сарая, стоявшего за кустарником позади одного из самых больших домов, в окнах уже стали появляться огни. Внутри сарая темнота была наполнена ностальгическим запахом сухой земли, садового инвентаря и машинного масла. Теллон устроился в углу, в компании Сеймура, и рассортировал свое новое имущество. В наличии у него были: пистолет Аманды Вайзнер с золотой рукояткой, запас еды на несколько дней, пачка денег и радиоприемник. Позже, лежа в своей личной черной вселенной — электроглаз был выключен, — он смог поймать первые выпуски новостей.
Разыскиваемый Сэмюэль Теллон, узнал он, еще жив и добрался до города Свитвелла. Будучи приговорен к заключению за шпионаж в пользу империалистической Земли, Теллон на этом не остановился: он ворвался в один из ресторанов Свитвелла, напал на владелицу, изнасиловал ее, а потом исчез с большей частью ее наличных денег. Теперь было подтверждено, что сбежавший поражен слепотой, но владеет радароподобным прибором, позволяющим ему видеть. Сообщалось, что он вооружен и опасен.
Теллон криво усмехнулся. Особенно хорош был писк об изнасиловании, исходивший от Аманды! Он заснул и умудрился продремать большую часть дня, полностью проснувшись лишь тогда, когда низкое рычание Сеймура оповестило его, что вокруг сарая ходят люди. Внутрь, однако, никто не заходил, и через некоторое время Теллон бросил размышлять о том, что он будет делать, если кто-то все же зайдет,
