нужными людьми.
— Найдутся, — сказал я, полагая, что нужные связи у тебя в кармане, когда там сто тысяч долларов.
— Возможно, тебе еще легче найти своего друга, если ты сам детектив или что-нибудь вроде этого.
— Что-то вроде, — уклончиво пробормотал я.
— В конечном счете все дороги ведут к нам, в Вашингтон. Здесь театральный форум нашей жизни. На представлениях все, за исключением избранных, стоят. Самые лучшие места заполнены актерами.
— И ты тоже актриса?
— Я на беспроигрышной роли. Получаю восторженные отзывы из лучших постелей города. Тебя это шокирует?
— Немного.
— И откуда только берутся такие невинные простаки? — Она потрепала меня по щеке. — И все же должна сделать тебе комплимент. Твое исполнение было почти самое лучшее. Даже не хуже, чем у некоего сенатора из западного штата, чье имя я не стану называть. До тебя он считался лучшим, но беднягу прокатили на последних выборах, что очень на него подействовало, и он скис.
— А я и не подозревал, что участвую в представлении.
— Ты же приехал в Вашингтон, а тут каждому надо выкладываться и делать вид, что доволен своей ролью.
— И тебе также?
— Не дурачься, милый. И мне, конечно. Неужели ты думаешь, что если я хоть еще сто лет проторчу в своем министерстве, то это будет иметь какое-либо значение для тебя, для «Дженерал моторс», для Объединенных Наций или для чьей-нибудь любимой собачки? Я лишь участвую в общей игре и забавляюсь, подобно остальным, потому что этот город — лучшее место для таких забавников, как мы. Единственное, в чем я действительно убеждена, так это в том, что Америка превратилась бы в величайшую страну в мире, если бы всем в Вашингтоне, от президента до швейцара в департаменте, позволили исполнять свои обязанности лишь две недели в году.
Я допил виски, меня неудержимо клонило ко сну, и я с большим трудом подавлял подступающую зевоту.
— О, — воскликнула она, — я наскучила тебе.
— Нисколько, — вежливо сказал я. — А ты не устала?
— Право, нет. — Она сбросила с себя халат и легла рядом со мной. — Секс бодрит меня. Но мне рано вставать, а на службе надо выглядеть свежей. — Прижавшись ко мне, она поцеловала мое ухо. — И, конечно, позвони мне, когда вернешься.
Проснулся я около десяти часов утра, один-одинешенек в постели. Сквозь задернутые занавески пробивались лучи солнца, утро было прекрасное. На туалетном столике лежала записка.
«Дорогой гость, я ушла на работу. Ты спал, как ангелочек, и у меня не хватило духу разбудить тебя. Счастлива была узреть такое наглядное свидетельство чистоты и безгрешности в нашем порочном мире. Бритва и крем в аптечке, стакан апельсинового сока в холодильнике, кофейник на плите. Хорошего исполнителя надо вознаграждать. Надеюсь, тебе удастся найти своего друга. Э.К.»
Я усмехнулся последней фразе и направился в ванную, где побрился и принял душ. Холодный душ окончательно разбудил меня, я почувствовал себя свежим, бодрым и, признаюсь, был доволен собой. Внимательно оглядел себя в зеркале. Цвет лица у меня как будто стал лучше.
Когда я затем вошел в гостиную, до меня донесся запах жареного бекона. Открыв дверь в кухню, я увидел молодую женщину в брюках, свитере и с повязанным на голове шарфом. Сидя за столом, она читала газету и грызла подрумяненный на огне ломтик хлеба.
— Привет, — сказала она, подняв глаза на меня. — А я уж подумала, что вы весь день проспите.
— П-простите, — смутился я. — Я не хотел потревожить вас.
— Никакого беспокойства, — улыбнулась она, встала из-за стола, открыла холодильник и достала оттуда апельсиновый сок. — Вот Эвелин оставила вам это. Вас, наверное, мучит жажда, — произнесла она как нечто само собой разумеющееся. — Хотите яичницу с беконом?
— Право, не стоит беспокоиться.
— Пустяки. У нас так принято. — Она отодрала три ломтика от нарезанного куска бекона и плюхнула их на сковородку. Я невольно залюбовался: стройная, длинноногая, в облегающих брюках. — Вам как поджарить?
— Полагаюсь на ваш вкус.
— Я люблю подрумяненные. — Она положила на другую сковородку кусок масла и разбила три яйца. Движения ее были легкие и уверенные.
— Меня зовут Бренда Моррисси, — представилась она. — Мы вместе снимаем эту квартиру. Она говорила вам обо мне?
— Не помню.
— Ну, она была так занята вами, — невозмутимо заметила Бренда, наливая две чашки кофе и жестом приглашая меня сесть за стол. — Вы ведь не торопитесь, не так ли?
— Пожалуй, нет, — согласился я, усаживаясь за стол.
— И я тоже. Я работаю в картинной галерее, а до одиннадцати утра никто не спешит покупать картины. Замечательная работа, правда? Кстати, Эвелин позабыла сказать мне, как вас зовут.
Я представился.
— Давно вы знакомы с Эвелин? — спросила она, одной рукой встряхивая сковородку с яичницей, а другой закладывая нарезанный хлеб в тостер.
— Откровенно говоря, — замялся я, — мы познакомились лишь вчера вечером.
— Таков наш Вашингтон, — рассмеялась Бренда. — Здесь, где только возможно, собирают голоса. Всякие голоса. А вот такие, наверно, самые приятные. Я слышала, как вы буйно наслаждались.
— Поверьте, — сказал я, краснея, — мне и в голову не пришло, что кто-то еще есть в квартире.
— Да, конечно. Я давно собираюсь купить затычки для ушей. Те, что продают для пловцов и артиллеристов. Да все забываю. А Эвелин, когда забавляется, — вся нараспашку. И я с трудом удерживаюсь от того, чтобы тут же не присоединиться к ней.
Я насупился и отвел глаза.
— Не пугайтесь, — засмеялась Бренда. — Это все же не случается. Что бы мы тут ни вытворяли, оргий мы не устраиваем. Но, если вы сегодня вечером еще будете в Вашингтоне и назовете мне отель, в котором остановились, я с удовольствием выпью с вами.
Не скрою, что я был готов поддаться искушению. Прошедшая ночь разбудила во мне долго дремавшую чувственность. Интриговало и то спокойное бесстыдство, с каким было сделано предложение. Для меня, по крайней мере, это было в новинку. Подобные вещи случались с моими друзьями (во всяком случае, они рассказывали о них), но ничего подобного со мной никогда не бывало. После того, что я уже совершил в «Святом Августине», вряд ли я мог, исходя из основ морали, отказаться переспать с подругой женщины, которая накануне спала со мной. Однако у меня неотложное дело — розыск свидетельства о рождении.
— Извините, но я сегодня уезжаю.
— Жаль, — коротко, без всякого выражения отозвалась Бренда.
— Но я вернусь, — сказал я и запнулся, вспомнив о приглашении к Хейлу на субботу вечером, — в воскресенье.
— В каком вы отеле?
Я объяснил ей.
— Возможно, позвоню вам, — пообещала Бренда. — Я и в воскресенье могу.
Когда у тебя деньги в банке, подумал я, выходя из квартиры, они даже за двести пятьдесят миль испускают непреодолимо притягательный чувственный аромат. Легко и пружинисто шагая, я спрашивал себя, как мне живется. Беззаботно, решил я. И порочно. Старомодное слово, но именно оно неизвестно откуда вдруг выплыло. Мыслимо ли прожить на свете тридцать три года и совершенно не знать, какой ты на