— И он дышит. — Арчер всмотрелся в инкубатор, потом отступил на шаг.
— Пока дышит. — Миссис Гроуген покачала головой. — Но я боюсь, для бедняжки это непосильный труд. Очень уж он маленький, знаете ли.
— Да. — Арчер посмотрел на другой инкубатор. Лежащая там маленькая девочка казалась великаншей в сравнении с его сыном. — А эта?
— О! — радостно воскликнула миссис Гроуген. — Эта малышка практически готова выйти в большой мир. Она у нас прелесть.
— Она провела в чреве матери на четыре недели больше, — вставил Грейвз. — Четыре очень важные недели.
Всего четыре недели, подумал Арчер.
— Разумеется, бывали случаи, что такие крошки вырастали и сами заводили семью, — продолжала миссис Гроуген. — Но такое случалось крайне редко. По крайней мере вы видели его живым и потом будете с благодарностью вспоминать этот миг.
Арчер повернулся и вышел из палаты. После ее влажной жары коридор казался очень холодным. Грейвз последовал за Арчером.
— Миссис Арчер скорее всего уже внизу.
Арчер кивнул и направился к лифту.
Когда Арчер вернулся в палату, он застал там мисс Кеннеди. Медсестра наводила последний лоск. Наполнила кувшин водой и поставила его на прикроватный столик. Вставила в розетку штепсель пульта вызова и положила его рядом с подушкой. В комнате царили тишина и полумрак. Горела только одна лампа, холодный ветерок врывался в чуть приоткрытое окно. Мисс Кеннеди приветствовала Арчера коротким кивком, не произнеся ни слова. Китти лежала закрыв глаза, вытянувшись в струнку, и Арчер подумал, что она спит. Но она повернула голову, как только услышала его шаги. Арчер подошел, посмотрел на жену. Выглядела она совсем молоденькой, хрупкой, вымотанной донельзя, а Арчеру вспомнились фотографии солдат, вчерашних юношей, вышедших из многодневных боев. Китти побывала там, куда не ступала его нога, участвовала в сражении, о котором он знал только понаслышке. Арчер присел на кровать, обнял жену, крепко прижал к себе. Руки Китти обвили его шею, он почувствовал щекой ее молчаливые слезы и заплакал сам.
Мисс Кеннеди вышла из палаты, притворив за собой дверь.
— Клемент… — прошептала Китти. — Клемент.
Ради Китти Арчер предпринял отчаянную попытку взять себя в руки.
— Все нормально, — выдавил он из себя. — Все нормально.
— Я не смогла. — Китти всхлипнула. — Я очень старалась. Клянусь, очень старалась. Но не смогла. Подвела тебя.
— Не смей так говорить.
— Подвела. Это единственное, чего ты от меня хотел. Единственное, в чем полагался на меня.
— Китти, пожалуйста, не надо так говорить. — Он еще крепче прижал жену к себе, стараясь остановить ее самобичевание.
— Я сама себе противна. Как я могла быть такой эгоистичной? — Китти отвернула голову и шептала уже в подушку. — Вот я и наказана. Только наказан и ты.
— Нет, дорогая. Не надо так думать. Это несчастный случай, ничего больше.
— Это не несчастный случай. Это свидетельство…
— Китти… — Арчер укачивал ее в своих объятиях, не желая слушать продолжения.
— Это свидетельство того, что я никчемная жена. Все эти последние месяцы, когда они так мучили тебя, я тебе ничем не помогала. Наоборот, только осложняла тебе жизнь. Присоединилась к ним. Тоже мучила тебя. Думала лишь о себе. Чего я только не наговорила о тебе, Вике, Нэнси. Как это у меня повернулся язык? Как ты теперь сможешь жить со мной?
Она убрала руки с плеч Арчера, они повисли плетьми. Арчер осторожно опустил Китти на подушку, встал, отвернулся и вытер глаза. Китти никогда не видела его плачущим, и собственные слезы очень смущали Арчера, словно тем самым он раскрыл некий секрет, который хранил двадцать лет.
— Что на меня нашло? — шептала Китти, глядя в потолок. — Как я могла учудить такое? Я всегда так гордилась собой, привыкла считать себя такой сильной, привыкла думать, что оберегаю тебя, обеспечиваю крепкий тыл, что у нас настоящая семья, что ты и я…
Арчер убрал платок, слезы разом высохли. Только нос заложило, как при простуде.
— У нас настоящая семья. — Он опустился на стул, сунул руку под голову Китти, почувствовал, что волосы ее еще влажные от пота, а кожа на шее очень теплая. — И ни о чем другом не думай.
— А как я воевала с тобой. — Китти отвергла его попытку успокоить ее. — В самый тяжелый для тебя момент. Когда ты просто не мог поступить иначе, потому что такой уж ты есть и таким я тебя люблю. Я же кричала на тебя, как какая-нибудь сучка, не желающая думать ни о чем, кроме собственного благополучия…
— Китти… — взмолился Арчер. — Не сегодня. Пожалуйста…
— И Джейн я подвела, — словно не слыша его, продолжала Китти. — Изображала современную мамашу, которая не вмешивается в дела детей. Из-за лени не желала видеть, что происходит, меня заботило только собственное благополучие, я не хотела волноваться… Я отпустила ее от себя. И последствия не заставили себя ждать. Ее больно ударила жизнь…
— Ты слишком строга к себе. — Арчер и сам не верил своим словам. — Все потому, что ты очень устала, этой ночью тебе пришлось столько пережить.
— Плохая мать, — шептала Китти. — Плохая жена. Пока я лежала в этой палате, до того как меня увезли наверх, я могла думать только о том, что сказала месяц тому назад… Я сказала: «Надеюсь, он родится семимесячным. Я так устала носить его». Ты помнишь?
— Ты ничего такого не говорила, — ответил Арчер, хотя помнил эти слова, сказанные ею, как и легкий укол страха, который он испытал, услышав их.
— Да нет, говорила. Говорила, и ты их помнишь, потому я запомнила, как в следующий момент изменилось твое лицо. Что ж, мое желание исполнилось. Даже с опережением. Я сказала, что устала. Раздувающийся живот доставлял мне все больше неудобств. Господи, что же я за женщина?
— Послушай, давай забудем все, что сказала ты, и все, что говорил я, и все наши ошибки, и все упущенные шансы. Давай начнем все заново, с чистого листа…
— Я не собираюсь ничего забывать, — прервала его Китти. — И ты ничего не забудешь. Почему бы тебе не уйти от меня? Я тебя недостойна, никто не станет тебя винить, если ты сейчас встанешь, возьмешь шляпу, пальто и уйдешь.
— Китти, дорогая, — в голосе Арчера сквозило отчаяние, — я сейчас позову мисс Кеннеди и попрошу ее дать тебе что-нибудь успокоительное, чтобы ты смогла заснуть.
— Ты не сможешь позвать мисс Кеннеди, — нараспев ответила Китти. — У нее закончилась смена. Она собирается пойти в церковь. Клемент… — Лицо ее исказилось от горя. — Клемент, она сказала, что будет молиться за нашего сына.
Арчер вновь обнял жену. Она плакала, а он целовал ее мокрые щеки. Она плакала долго, а потом начала засыпать и вдруг на удивление громко и спокойно сказала:
— Теперь я в порядке, дорогой. Почему бы тебе не пойти прогуляться? Подышать свежим воздухом, что-нибудь перекусить?
И она заснула.
Арчер поднялся. Все тело ломило, ноги не держали, ему уже казалось, что за всю жизнь он ни разу не сомкнул глаз. Рот Китти приоткрылся, она чуть слышно, очень по-домашнему похрапывала. Глядя на спящую жену, Арчер спрашивал себя, какова доля правды в сказанном женой, заслужили ли они те беды, что свалились на них? И кто выносил приговор?
Он снял пальто с вешалки, взял шляпу, осторожно вышел из палаты и бесшумно закрыл дверь. Шагая по темному коридору меж дверей, за которыми лежали выздоравливающие, разрешившиеся от бремени, ожидающие своего часа, Арчер вспомнил, что Китти не спросила, видел ли он их сына, умер тот или жив.
