электрическом стуле».
— Я не собираюсь утверждать, что одобряю все идеи, высказанные с этой трибуны, — начал Крамер осторожно, не желая сразу же обозначить свою позицию, — хотя питаю самые теплые чувства к Вуди Бурку, мастерство которого мы все знаем и уважаем, который в недавнем прошлом по праву считался одним из лучших радиокомментаторов. Одобрять или не одобрять — это не мое. Политика — дело тонкое, и в этом деле я не считаю себя специалистом. По моему разумению, величайшим президентом США был Уоррен Гамалиель Гардинг,[71] а Россия — страна, где варят борщ и пишут пьесы, которые не принесли ни цента ни одному продюсеру начиная с 1910 года. Интересует меня, мальчики и девочки, только одно: переманивать актеров от других агентов и не подпускать этих самых агентов к актерам, которых представляю я. — Он улыбнулся, показывая, что это шутка, и его усилия были вознаграждены дружным смехом. — Опять же меня интересует, как бы сделать так, чтобы мои клиенты заработали пару лишних баксов в неделю, а я при этом получил свои десять процентов. Актеры играют, я при деле, все счастливы. Вуди тоже мой клиент. — Крамер повернулся к Бурку, ободряюще кивнул. — Он попросил меня прийти и выступить перед вами, поэтому я здесь.
Крамер вытащил из нагрудного кармана огромный носовой платок и промокнул лоб.
— Прежде всего, мальчики и девочки, я хочу сказать вам то, что вы должны знать. Черный список существует…
Зал ответил ироническим смехом. На лице Крамера даже отразилось недоумение: вроде бы он не говорил ничего смешного. Потом он выдавил из себя улыбку и продолжил.
— Я хочу сказать, что многим то и дело отказывают в работе. Но ни один владелец продюсерского агентства, ни один высокопоставленный чиновник радиотелевещательных сетей не назовет вам истинную причину отказа. Взять, к примеру, Вуди… — В голосе Крамера, когда он произносил имя Бурка, слышалась неподдельная теплота. — Рейтинг Вуди равнялся десяти с половиной, и вы все знаете, что это означает. По популярности Вуди опережал всех комментаторов в этой стране, и, по правде говоря, я уже подумывал над тем, чтобы пойти к продюсерам и обсудить повышение гонорара. Но, когда пришло время подписывать новый договор, программу Вуди просто закрыли. Без объяснения причин. Агентство прислало мне короткое письмо. Я не буду упоминать название агентства. Я сотрудничаю с ним много лет и не считаю, что на нем есть хоть капля вины. Я не мог поверить своим глазам. — Крамер выдержал театральную паузу. — Потом попытался выяснить, что же произошло, и наткнулся на стену. Со мной не хотели разговаривать. Режиссер программы не вылезал из совещаний, вице-президент агентства вдруг засобирался в Калифорнию. Но я проявил настойчивость, и меня направили в радиовещательную сеть. Там я шесть недель ходил из кабинета в кабинет, пока наконец мне не заявили, что у них нет эфирного времени для программы Вуди, так как она никого не интересует. Программа с рейтингом десять с половиной! — В голосе Крамера слышалось изумление. — Такой вот программе не смогли выделить пятнадцать минут по рабочим дням. А потом один человек из агентства, называть его фамилию я не имею права, приоткрыл завесу тайны. Он сказал, что каждый день они получали по двадцать — тридцать звонков радиослушателей, возмущенных комментариями Бурка. Они связались с телефонной компанией и выяснили, что в один из дней все двадцать раз звонили из одной и той же телефонной будки на Лонг-Айленде. И всякий раз звонившие произносили одни и те же слова. Вуди, как вы только что слышали, не коммунист, он получил от министерства обороны благодарственное письмо за патриотическую службу, и этого человека зачисляли в красные и угрожали не покупать продукцию спонсора, если Вуди не отлучат от эфира. Такие звонки получала и радиовещательная сеть. Человек из агентства, от которого я все это узнал, также сказал, что от всего откажется и назовет меня лжецом, если я попытаюсь сослаться на него. И с тех пор, мальчики и девочки, у меня неоднократно возникали трудности с получением работы для людей, которых раньше я устраивал в крупнейшие радиопрограммы одним телефонным звонком. Настоящая причина отказа не называлась никогда. Все уходили от прямого ответа. Мямлили о том, что агентство меняет направленность программы или ищет характерных актеров другого типа. Но я знаю и вы знаете, почему известные актеры, режиссеры, музыканты, которые последние десять лет находились на самой вершине, получали самые высокие гонорары, вдруг перестают удовлетворять минимальным требованиям. Черный список, о котором я говорю, существует в нескольких вариантах. Некоторые агентства проводят более мягкую политику, чем другие. Они нанимают людей, которым отказывают в соседнем офисе. Но я не буду скрывать, что есть группа людей, которым пора собирать вещи, перебираться в Небраску и переквалифицироваться в фермеры, потому что в радио- и телепрограммы они не попадут ни при каких обстоятельствах.
Зал затих. Крамер опять промокнул лоб и энергично продолжил:
— Мальчики и девочки, на этом собрании я хочу публично повторить все то, о чем говорю клиентам в уединении моего кабинета. Я хочу дать вам, как мне представляется, дельный совет. Во всяком случае, практичный. А говорю я своим клиентам следующее: «Сынок, поройся в своих архивах, внимательно посмотри, в каких ты состоишь организациях, начиная от «Понтиакского спортивного клуба», куда ты записался в десять лет. А потом напиши письмо о выходе из каждой из этих организаций, сними копии, заверь их у нотариуса и разошли письма. Напиши и отправь такие письма даже в те организации, которые уже двадцать лет как не существуют. А если кто-нибудь предложит тебе вступить в новую организацию, беги от этого человека как от чумы. Даже если речь идет о таких уважаемых организациях, как Ассоциация молодых христиан или «Молодые американцы за Тафта». Даже если в названии пять раз употреблено слово «свобода», а президентом или членом совета директоров является Эйзенхауэр, Уинстон Черчилль или кто-то еще. Многие люди остались сегодня без работы только потому, что десять лет назад пожертвовали кому-то двадцать баксов, откликнувшись на письмо, полученное от величайшей американки Элеонор Рузвельт. Потому что парень с Лонг-Айленда, которой стоит в телефонной будке с карманом, набитым мелочью, плевать хотел на то, что в тот вечер рядом с тобой в президиуме сидел боевой генерал или посол Великобритании. Перед ним поставлена задача выгнать тебя с работы, он знает, как этого добиться, и он это делает. Посмотри правде в глаза. Ты артист. Оставь политику политикам, или ты сгоришь. А если тебе сунут под нос бумагу и потребуют, чтобы ты поклялся, что ты не коммунист и ненавидишь коммунистов больше, чем полиомиелит, подпиши ее и подписывай по десять раз на дню, если им хочется именно этого».
Крамер потел, лицо его стало багровым.
— Вот что я говорю клиентам в моем кабинете, потому что я хочу, чтобы они могли заработать на жизнь, потому что я сам хочу зарабатывать на жизнь. И я должен сказать вам кое-что еще. Если они не соглашаются со мной, независимо от того, какие они знаменитые, независимо от того, как они мне близки, я жму им руку и говорю: «С этого момента ищи себе другого агента, сынок. Твоими делами я больше не занимаюсь». — Он обвел взглядом зал. — Мальчики и девочки, — голос переполняла мольба, все-таки десять процентов Крамера полностью зависели от тех, кто сидел сейчас перед ним, — я держу руку на пульсе общественного мнения, я люблю вас всех, даже тех, кто насмехается надо мной и называет кровососом и паразитом. Я люблю всех, кто выходит на сцену или встает перед микрофоном, читает текст, поет песни, смешит людей. Я знаю, это звучит банально, но это правда: я не хочу видеть, как вас убивают. Поэтому запомните то, что я сейчас сказал. Подайте заявление, откажитесь от членства, покончите с этим раз и навсегда. Развлекайте людей. А насчет Билля о правах пусть тревожится Верховный суд. Благодарю вас. — Крамер поклонился, мелкими шажками направился к своему стулу и сел. Только тут Арчер заметил, какие высокие у него каблуки.
После недолгой паузы раздались жиденькие аплодисменты. Большинство слушателей, понурившись, смотрели на свои руки.
Даже если в душе ты соглашаешься с Крамером, подумал Арчер, едва ли его доктрину можно принять на ура. Подай заявление, откажись от членства, покончи с этим раз и навсегда, развлекай людей. Арчеру вспомнились фотографии, сделанные во время войны неподалеку от Триполи. На стенах разрушенных домов итальянских колонистов Муссолини намалевал другой лозунг.
Под затихающие аплодисменты Бурк направился к кафедре.
— Клем! — Крамер через пустой стул наклонился к Арчеру. Краска схлынула с его лица. — Клем, тебе понравилось? — озабоченно спросил он.
Арчер на мгновение задумался.
