Цезарь. Идем же. Мы должны сказать слово воинам и воодушевить их. Ты – на берег. Я – во двор. (Поворачивается к лестнице.)
Клеопатра (поднимаясь со своего кресла, где она сидела, забытая всеми, робко протягивает к нему руки). Цезарь!
Цезарь (оборачивается). Что?
Клеопатра. Ты забыл обо мне?
Цезарь (снисходительно). Мне сейчас некогда, дитя мое, очень некогда. Когда я вернусь, мы уладим все твои дела. Прощай! Будь умницей и потерпи. (Уходит, очень озабоченный и совершенно равнодушный.)
Клеопатра стоит, сжимая кулаки в немой ярости и унижении.
Руфий. Игра кончена, Клеопатра, и ты проиграла ее. Женщина всегда проигрывает.
Клеопатра (надменно). Иди! Ступай за своим господином!
Руфий (на ухо ей, с грубоватой фамильярностью). Одно словечко сперва: скажи твоему палачу, что если бы Потин был убит половчее – в глотку, он бы не крикнул. Твой раб сплоховал.
Клеопатра (загадочно). Откуда ты знаешь, что это был раб?
Руфий (озадачен и сбит с толку). Но ты этого сделать не могла, ты была с нами. (Она презрительно поворачивается к нему спиной. Он качает головой и отдергивает занавеси, чтобы уйти.)
Прекрасная лунная ночь. Стола уже нет. В лунном и звездном свете вырисовывается Фтататита, которая снова стоит коленопреклоненная перед белым алтарем Ра.
(Отшатывается, бесшумно задергивает занавеси и тихо говорит Клеопатре.) Неужели она? Собственной рукой?
Клеопатра (угрожающе). Кто бы это ни был, пусть враги мои остерегаются ее. Берегись и ты, Руфий, осмеявший меня, царицу Египта, перед Цезарем.
Руфий (угрюмо смотрит на нее). Поберегусь, Клеопатра (Кивает ей в подкрепление своих слов и скрывается за занавесями, вытаскивая на ходу меч из ножен.)
Римские воины (во дворе, внизу). Слава Цезарю! Слава! Слава!
Клеопатра прислушивается. Слышен снова рев буцины и трубные фанфары.
Клеопатра (кричит, ломая руки). Фтататита, Фтататита! Здесь темно, я одна! Иди ко мне!
Молчание.
Фтататита! (Громче.) Фтататита!
Безмолвие. Клеопатра в панике дергает шнур, и занавеси раздвигаются. Фтататита лежит мертвая на алтаре Ра, с пронзенным горлом. Белый камень залит ее кровью.
Полдень. Празднество и военный парад на эспланаде перед дворцом. В Восточной гавани у набережной, почти вплотную к тем ступеням, откуда Аполлодор спускался со своим ковром в лодку, стоит пышно убранная, словно вся оснащенная цветами, галера Цезаря. Римская стража охраняет выход на сходни, откуда до середины эспланады, затем заворачивая на север, к главному входу во дворец, тянется красный ковер. На широких ступенях у входа толпятся приближенные женщины Клеопатры в своих самых ярких нарядах – это похоже на цветущий сад. Перед фасадом стоит дворцовая стража под началом все тех же щеголей, которым полгода назад в старом дворце на сирийской границе Бел-Африс возвестил о прибытии Цезаря. Вдоль северной стороны выстроились римские солдаты; позади них теснятся горожане и, поднимаясь на цыпочки, глядят через их головы на эспланаду, по которой, болтая, разгуливают начальники стражи. Среди них Бельзенор и перс, а также центурион с виноградным жезлом в руке. Центурион помят в бою, на нем тяжелые походные сапоги, и его совершенно затмевают египетские офицеры как своими непринужденными манерами, так и нарядной одеждой. Аполлодор прокладывает себе дорогу через толпу горожан и, дойдя до римской стражи, окликает центуриона.
Аполлодор. Эй! Могу я пройти?
Центурион. Пропустите Аполлодора, сицилийца.
Стража расступается.
Бельзенор. Близко ли Цезарь?
Аполлодор. Нет. Он все еще на рыночной площади. Я больше не в состоянии был выносить этот солдатский рев. Когда полчаса подряд подышишь этим энтузиазмом, чувствуешь потребность глотнуть свежего морского воздуха.
Перс. Расскажи нам, что там было? Он предал казни жрецов?
Аполлодор. Это не в его обычае. Они вышли к нему навстречу на рыночной площади, посыпав главы свои пеплом, неся в руках своих идолов, и сложили богов своих к его ногам. Единственный, на кого стоило поглядеть, это был Апис: чудесной работы, из золота и слоновой кости. По моему совету Цезарь предложил за него главному жрецу два таланта.
Бельзенор (в ужасе перед святотатством). Апис всеведущий!… Два таланта!… Что же сказал главный жрец?
Аполлодор. Он взывал к милосердию Аписа и просил пять.
Бельзенор. Апис не оставит это безнаказанным – голод и буря разразятся над страной.
