еще не совсем застегнутым платьем – к единственному выходу из комнаты. Толлер открыл дверь именно в тот момент, когда Джесалла Маракайн проходила по коридору. Похудевшая Джесалла была бледна и выглядела неважно, но взгляд ее серых глаз ничуть не утратил твердости и был явно сердитым.
– Доброе утро, – с ледяной корректностью сказала она. – Мне говорили, что ты вернулся.
– Приношу извинения за вчерашний вечер, – сказал Толлер. – Я… я задержался.
– Я вижу. – Джесалла оглядела его спутницу с нескрываемым презрением. – Итак?
– Что итак?
– Ты не собираешься представить свою… подругу?
Толлер мысленно выругался, понимая всю безвыходность ситуации. Даже принимая во внимание вчерашние обильные возлияния, как мог он совершить такой промах, забыв спросить у дамы сердца ее имя? Джесалла была последним человеком на свете, которому он рискнул бы объяснить атмосферу предыдущего вечера, а значит, нечего и думать о том, чтобы умиротворить драгоценную хозяйку. «Извини, милый брат, – пронеслось в голове у Толлера, – мне жаль, что так вышло».
– Эта ледяная особа – моя невестка, Джесалла Маракайн, – сказал он, приобняв гостью за плечи и демонстративно запечатлев поцелуй у нее на челе. – Ей не терпится узнать твое имя, а учитывая наши ночные похождения, я тоже был бы не прочь выяснить его.
– Фера, – представилась девушка, внося последние штрихи в свой гардероб. – Фера Риву.
– Вот и славно. – Толлер широко улыбнулся Джесалле. – Теперь нас троих водой не разлить.
– Будь добр, проследи, чтобы ее вывели через черный ход, – надменно произнесла Джесалла. Она повернулась и, высоко подняв голову, устремилась прочь, ступая удивительно ровно.
Толлер покачал головой.
– Как думаешь, что это с ней?
– Некоторых женщин легко вывести из себя. – Фера выпрямилась и оттолкнула Толлера. – Так где здесь выход?
– Мне казалось, ты хотела позавтракать.
– А мне казалось, ты из кожи лезешь, чтобы выпроводить меня.
– Ты все неверно поняла, – решился Толлер. – По мне, так оставайся здесь сколько угодно. Или у тебя есть неотложные дела?
– О, я, знаешь ли, занимаю очень высокий пост на рынке в Самлю – потрошу рыбу. – Фера протянула ладони, испещренные мелкими красными следами от порезов. – Откуда, думаешь, у меня это?
– Забудь о рынке. – Толлер накрыл ее ладони своими. – Возвращайся в постель и жди меня. Я пришлю тебе завтрак. Можешь есть, пить и спать весь день, а вечером прокатимся на прогулочном катере.
Фера улыбнулась, потрогав кончиком языка треугольную щелочку между зубами.
– Твоя невестка…
– Всего лишь моя невестка. Я родился и вырос в этом доме, я имею право приглашать гостей. Ну как, останешься?
– А будет свинина со специями?
– Уверяю тебя, что в этом доме ежедневно превращают в свинину со специями целые свинарники, – сказал Толлер, уводя Феру обратно в комнату. – Итак, оставайся здесь, пока я не вернусь, и мы продолжим с того места, на котором остановились.
– Хорошо. – Она легла на кровать, устроилась поудобнее на подушках и вытянула ноги. – Только прежде чем уйти…
– Да?
Она улыбнулась ему ясной белозубой улыбкой.
– Может, и ты мне скажешь, как тебя зовут?
Выйдя на лестницу в конце коридора и спускаясь в центральную часть здания, откуда доносилось множество голосов, Толлер все еще посмеивался. Общество Феры освежало, но слишком долгое ее присутствие в доме может стать вызовом для Джесаллы. Пожалуй, хватит двух-трех дней – чтобы показать Джесалле, что она не имеет права оскорблять деверя или его гостей, а ее попытки помыкать им так же, как братом, обречены на провал.
Спустившись на нижний пролет парадной лестницы, Толлер обнаружил в холле кучу народу. Тут столпились ассистенты-вычислители, домашние слуги и грумы, которые, надо полагать, собрались поглазеть, как хозяин отправится в Большой Дворец. Лейн Маракайн облачился в древнее официальное одеяние старшего ученого – длинный, до пола, халат серого цвета, отороченный снизу и у обшлагов черными треугольниками. Шелковая ткань подчеркивала хрупкое телосложение Лейна, но держался он прямо и величественно. Лицо его было очень бледно. Пересекая холл, Толлер почувствовал приступ любви и жалости: заседание Совета – важное событие для брата, и было заметно, как он нервничает.
– Ты опоздал, – сказал Лейн, окинув его критическим взглядом. – И должен был надеть серый халат.
– Я не успел привести его в порядок. У меня была бурная ночь.
– Джесалла мне только что рассказала, какая у тебя была ночь. – На лице Лейна веселье боролось с отчаянием. – А правда, что ты даже не знал ее имени?
Толлер пожал плечами, чтобы скрыть смущение.
– Какое значение имеют имена?
– Если ты не понимаешь, вряд ли стоит объяснять.
– Мне не нравится, что ты… – Толлер глубоко вздохнул, решив не спорить с братом. – Где стенды, которые я должен нести?
Официальная резиденция короля Прада Нелдивера выделялась скорее размерами, нежели архитектурными достоинствами. Каждый очередной правитель пристраивал новые крылья, башни и купола, руководствуясь личными прихотями и стилем своего времени, в результате чего здание стало напоминать коралл или одну из тех постепенно разрастающихся построек, которые возводят некоторые виды насекомых. Какой-то древний садовник – видимо, специалист по ландшафтам, – попытался внести определенную степень порядка, сажая синхронные кудрявцы и стропильные деревья, но за последующие столетия все заросло другими видами, и теперь пеструю разнородную кладку окружала растительность столь же неоднородной расцветки. Отсутствие всякой гармонии резало глаз.
Толлера Маракайна, однако, это ничуть не беспокоило, когда он спускался с Зеленой Горы в арьергарде скромного кортежа. Перед рассветом прошел дождь, и утренний воздух, пропитанный солнечным духом свежих начинаний, был прозрачным и бодрящим. Огромный диск Верхнего Мира сиял над головой, и множество звезд украшало голубизну неба. Сам дворец являл собой невероятно сложное скопление разноцветных пятен, протянувшихся до синевато-серой ленты реки Боранн, а на ней, как снежные ромбы, сверкали паруса.
Радость Толлера от того, что он вырвался из захолустного Хаффангера и снова в Ро-Атабри, подавила его обычную неудовлетворенность жизнью малозначительного члена ученого сословия. После неудачного начала дня настроение его снова поднялось, и он даже начал строить планы на будущее: хорошо бы улучшить навыки чтения и найти какую-нибудь интересную работу, отдав ей все свои силы, чтобы Лейн им гордился. Подумав, Толлер рассудил, что у Джесаллы были основания сердиться на него. Он должен будет удалить Феру из своих апартаментов, как только вернется домой.
Здоровенный синерог, вернее – синерожка, которую дал Толлеру старший конюх, была спокойным животным и, похоже, знала дорогу до дворца. Предоставив ее самой себе, Толлер, пока она тащилась по все более оживленным улицам, постарался достроить картину своего ближайшего будущего – такого, которое понравилось бы Лейну. Он слышал, что одна исследовательская группа пытается создать смесь из керамики со стеклом, достаточно прочную, чтобы заменить бракку при изготовлении мечей и брони. Совершенно очевидно, что это им никогда не удастся, но такая тема нравилась Толлеру больше, чем измерение дождевых осадков, да и Лейну будет приятно узнать, что он поддерживает движение за сохранение бракки. Однако прежде всего нужно изобрести способ заслужить одобрение Джесаллы…
Когда делегация ученых миновала центр города и пересекла Битранский Мост, дворец и его окрестности заняли весь горизонт. Отряд преодолел четыре концентрических крепостных рва, которые пестрели цветами, скрывающими их боевое назначение, и остановился у главных ворот. Ленивой походкой приблизились стражники, похожие в тяжелом вооружении на огромных черных жуков. Пока их командир
