– Что еще за невинный?! Какого черта ты лезешь ко мне с пустяками?
Пока Толлер описывал недавнее событие, Чаккел играл с синим алмазом, что носил на груди, и недоверчиво ухмылялся. Дослушав до конца, он спросил:
– Откуда ты знаешь, что этот твой приятель из подлого сословия не оскорблял Пэнвэрла?
– Он поклялся.
Чаккел не расставался с улыбочкой.
– Что значит слово паршивого фермера против слова дворянина?
– Я лично знаю этого фермера, – упорствовал Толлер, – и ручаюсь за его честность.
– Но какой барону резон лгать из-за такой ерунды?
– Земля. – Толлер дал королю время подумать. – Пэнвэрл выживает небогатых соседей и прибирает их участки к рукам. Его намерения совершенно ясны, и смею надеяться, вы их не одобрите.
С широкой ухмылкой Чаккел откинулся на спинку позолоченного трона.
– Дорогой мой Толлер, я верю тебе на слово, но если барону угодно хапать крестьянские клочки – на здоровье. Пройдет тысяча лет, прежде чем его потомки станут угрозой для монархии. Ты не обидишься, если я вернусь к более насущным проблемам?
– Но… – Толлер растерялся. Внезапное благодушие короля и обращение к подданному по имени не сулили ничего хорошего. Провал! Смертью невинного он, Толлер, будет наказан за прежние и нынешние проступки. Эта мысль превратила тревогу в ледяной ужас.
– Ваше Величество, – пробормотал он, – мне ничего не остается, как воззвать к чувству справедливости самодержца. Одному из ваших подданных, беззащитному труженику, грозят лишением имущества и смертью.
– Но ведь тут все по справедливости, – беспечно парировал Чаккел. – Ему не помешало бы подумать о возможных последствиях, прежде чем оскорблять Пэнвэрла, а значит – косвенно, – и меня. Сдается мне, барон поступил правильно, и я бы не стал сердиться, пришиби он олуха на месте, вместо того чтобы просить суда над ним.
– Это лишь для того, чтобы придать своему злодейству видимость законности.
– Поосторожнее, Маракайн! – Со смуглого лица короля слетела маска благодушия. – Ты рискуешь слишком далеко зайти.
– Виноват, Ваше Величество! – Отчаявшись, Толлер решил выложить главный козырь. – Мое единственное намерение – спасти жизнь невиновному человеку, а посему я осмеливаюсь напомнить об известной услуге, за которую вы передо мной в долгу.
– Услуге? Услуге?
Толлер кивнул:
– Да, Ваше Величество. Я имею в виду тот случай, когда я спас жизнь не только вам, но и королеве Дасине, а также троим вашим отпрыскам. Прежде я ни разу не затрагивал этой темы, но времена…
– Довольно! – Возмущенный крик Чаккела эхом раскатился под сводами. – Я готов допустить, что ты, спасая собственную шкуру, ненароком выручил мою семью, но ведь это было двадцать с лишним лет назад! Ни разу не затрагивал этой темы, ха! Как только у тебя язык поворачивается! Да ты всякий раз ее касался, когда что-нибудь у меня клянчил. Если хорошенько поразмыслить, то выйдет, что другой темы у тебя отродясь не бывало! Нет, Маракайн, впредь этот номер не пройдет.
– И все же, Ваше Величество, что значит жизнь простого крестьянина в сравнении с четырьмя августейшими…
– Молчать! Хватит! Все, не лезь ко мне с этой ерундой. И вообще за каким лешим ты сюда явился? – Чаккел схватил с этажерки возле трона стопку бумаг и торопливо перелистал. – Ах да! Ты заявил, что хочешь преподнести мне особый подарок. Ну и где же он?
Сообразив, что перегибать палку не стоит, Толлер открыл кожаный футляр и продемонстрировал его содержимое.
– Именно особый, Ваше Величество.
– Металлический меч! – Чаккел страдальчески вздохнул. – Маракайн, твои навязчивые идеи иногда ужасно надоедают. Ведь мы, кажется, раз и навсегда договорились: в оружейном деле железо бракке не замена.
– Этот клинок – из стали. – Толлер взял меч и уже хотел протянуть его королю, когда ему в голову пришла идея. – Мы открыли, что руда из верхней части печи дает необыкновенно твердый металл. Если затем снизить в нем содержание углерода, можно изготовить идеальный клинок. – Опустив футляр на пол, Толлер принял первую позицию фехтовальщика.
Чаккел беспокойно заерзал на троне.
– А ты знаешь, Маракайн, что говорится в протоколе о ношении оружия во дворце? Уж не вызвать ли мне стражу…
Толлер ответил с улыбкой:
– Извольте, Ваше Величество. Вы дадите мне желанную возможность доказать ценность подарка. С этой вещицей в руке я одолею любого рубаку из вашей армии.
– Не смеши! Забирай свою блестящую игрушку, а мне позволь заняться более важными делами.
– Я слов на ветер не бросаю. – В голосе Толлера прозвучала жесткая нотка. – Готов сразиться с вашим лучшим фехтовальщиком.
Чаккел недобро прищурился.
– Похоже, годы подточили твой разум. Надеюсь, ты слыхал о Каркаранде. Ты хоть представляешь, во что он может превратить человека твоих лет?
– Пока у меня этот меч, у него ничего не выйдет. – Толлер опустил клинок. – Я настолько уверен в себе, что готов поставить на кон мое единственное поместье. Ваше Величество, всем известно, что вы азартны. – Решайте же. Все мое имение за жизнь одного простолюдина.
– Вот оно что! – Чаккел отрицательно покачал головой. – Я не расположен…
– Если вам угодно, мы можем драться насмерть.
Чаккел вскочил на ноги.
– Маракайн! Ты приставучий дуралей! Ну, на сей раз ты получишь то, чего так усердно добиваешься с первого дня нашего знакомства! С величайшим удовольствием посмотрю, как в твой толстый череп проникнет луч солнца!
– Спасибо, Ваше Величество, – сухо ответил Толлер. – Ну а пока… как насчет отсрочки казни?
– В этом нет необходимости. Сейчас же все и уладим. – Чаккел воздел руку, и сутулый секретарь, подглядывавший, должно быть, в шпионский глазок, через маленькую дверь вбежал в приемную залу.
– Ваше Величество? – Он так энергично кланялся, будто хотел дать Толлеру понять, что свою осанку выработал за годы усердной службы.
– Во-первых, – сказал Чаккел, – сообщи тем, кто ждет в коридоре, что я отлучился по срочным делам, и пусть им послужит утешением, что мое отсутствие будет недолгим. Во-вторых, передай коменданту дворца, чтобы ровно через три минуты здесь был Каркаранд, при оружии и готовый к разделке.
– Слушаюсь, Ваше Величество. – Секретарь опять поклонился, после чего бросил на Толлера долгий изучающий взгляд и двинулся к двустворчатой двери нетерпеливой походкой человека, которому в конце скучного дня выпало запоминающееся приключение.
Толлер проводил его глазами, использовав паузу, чтобы подумать: а не переступил ли он в своем заступничестве границу здравого смысла?
– В чем дело, а, Маракайн? – К Чаккелу возвратилась веселость. – Никак на попятный?
Не ожидая ответа, он поманил Толлера пальцем и направился к занавешенному черному ходу. Ступая за монархом вдоль стен, облицованных деревом, Толлер вдруг вспомнил лицо Джесаллы в момент их расставания и ее глаза, исполненные глубокой тревоги. Он совсем растерялся. Неужто у нее было предчувствие, что во дворце Толлера подстерегает беда? Конечно, встреча со Спеннелем и его конвоирами – чистейшей воды случайность. В обществе, где жил Толлер, насильственная смерть вовсе не считалась редкостью, и в былые годы известия о скором и неправедном суде не лишали его душевного равновесия. Может, все дело в том, что неудовлетворенность, точащая душу, давно ждала случая подвергнуть Толлера смертельной опасности, и такой случай подвернулся по пути в Прад?
Что ж, если Толлер подсознательно стремился к риску, то он здорово преуспел. Он никогда не
