Толлер взял у него стяг и всадил в землю, как копье.
– Ну вот, наш долг перед Чаккелом исполнен, теперь можем заняться своими делами.
Он спрыгнул с гондолы, подошел к куче припасов, которую уже разбирали его товарищи, и вдруг обнаружил, что рядом нет Сондевиры. Толлер завертел головой и почти тотчас услышал необычные звуки, они напоминали шипение змеи, фырканье синерога, скрип и погромыхивание фургона. Чуть позже он различил прямоугольник повозки, медленно приближающейся к небесному кораблю. Гадая, на что похоже тягловое животное, способное на такую какофонию, он направился вперед – и застыл как вкопанный, увидев, что повозка движется сама по себе. Ее задняя часть – парусиновый тент на колесах – напоминала обычный фургон, но впереди находилось нечто дивное: короткий горизонтальный цилиндр с торчащей кверху трубой, плюющей в туманное небо клочками белого пара. За стеклянным щитом кабины, что примыкала к заднему торцу цилиндра, восседала Сондевира. Широкие колеса с черными ободьями замерли, дикий шум сменился задумчивым пыхтением. Сондевира соскочила на землю.
– Повозку заставляет двигаться сила пара, – опередила она залп вопросов. – Это мой дом на колесах – куда хочу, туда и еду. И для нашей цели он вполне сгодится.
Поездка по сельским краям Дальнего Мира пополнила коллекцию самых необыкновенных путешествий Толлера. Об этом главным образом позаботились погодные условия и «красоты» местной природы. Парусиновый тент самодвижущегося фургона не спасал астронавтов от липкой, пробирающей до костей стужи – им в жизни не доводилось испытывать ничего подобного. Заря не обрушилась лавиной золотого света и тепла, как на Верхнем Мире, а подкралась на цыпочках и разбавила дождем ночную черноту до унылой густой серости. Казалось, даже в фургоне воздух тонирован серым; выдыхаемый пассажирами, он смешивался с промозглым туманом, проникающим под тент, и настырно запускал под одежду скользкие ледяные щупальца. Только Сондевира, одетая в теплую тунику и штаны, не обращала на холод внимания.
Толлер и его спутники часто раздвигали парусиновый полог – им не терпелось увидеть обитателей чужого мира и их жилища. Но по сторонам дороги висели бесконечные занавеси дождя и тумана, и синевато-зеленые травянистые низины, изредка мелькая в прорехах занавесей, слабо утоляли любопытство. Впрочем, кое-что бросалось в глаза – например, ухоженная мостовая, по которой они ехали. Такому проселку позавидовал бы любой верхнемирский тракт.
Постепенно дорога расширилась, и пассажиры фургона увидели наконец первую дальнемирскую деревню. Напрасно астронавты уповали на экзотику. Дома удивляли лишь тем, что выглядели совершенно заурядными, отличаясь от своих собратьев на планетах-близнецах разве что чересчур крутыми скатами крыш. Ни один туземец не попадался путникам на глаза, и Толлер счел это вполне объяснимым: в такую ужасную погоду кому захочется выходить из дому? Он бы и сам предпочел поваляться в кровати.
Толлер вырос в одной из самых образованных семей старого Колкоррона, и природа смены времен года не была ему в диковинку. Но вся жизнь его молодых подчиненных прошла на планете, чей экватор лежал в одной плоскости с орбитой солнца. Вначале они просто не поверили, что ось Дальнего Мира наклонена; когда же эта истина закрепилась в их сознании, они засыпали Сондевиру градом вопросов о погоде, постоянно меняющемся суточном цикле и тому подобном. Казалось, Сондевира была рада возможности позабыть на время о своей симбонитской натуре и держалась с молодежью, как самый обыкновенный человек.
Толлер прислушивался к разговору, и время от времени его охватывало чувство нереальности происходящего. Он был вынужден постоянно напоминать себе, что Сондевира пережила невероятную метаморфозу, что его отряду предстоит битва за корабль, каких не бывает даже в сказках, и что в ближайшие часы любой из них может погибнуть. А юным участникам экспедиции, судя по всему, это даже в голову не приходило; молодым свойственно верить, что смерть их не коснется.
«Верьте, ребята, верьте как можно дольше», – мысленно обратился к ним Толлер, прислушиваясь к своим чувствам и не находя среди них азарта, всякий раз накануне боя будоражившего нервы. Может быть, все дело в стуже, непривычной для обитателя солнечного мира, – в липкой стуже, пробирающей до костей? Или в дурных предчувствиях? Или в том, что последний мираж вот-вот развеется, и Толлер, готовясь к этому, утратил умение радоваться?
Когда он бог весть в который раз озирал навевающий тоску ландшафт, взгляд остановился на далеком здании – оно гнездилось в тесной балке и в отличие от других дальнемирских сооружений вполне гармонировало с убогой природой. С дороги виднелся лишь черный силуэт в окружении темно-серых пристроек; он был громаден и весь ощетинен трубами, которые выдыхали копоть в угрюмые небеса.
– Сталелитейная фабрика, обеспечивает металлом весь этот край, – объяснила ему Сондевира. – На Верхнем Мире климат позволяет выполнять многие технические операции на открытом воздухе, а здесь требуется укрытие. Несомненно, дальнемирцы и сами когда-нибудь построили бы такие заводы, но симбониты ускорили индустриализацию. Вот тебе еще одно злодейство против природы в целом и населения этой планеты – в частности.
«Но ведь ты симбонитка! – подумал Толлер. – Как ты можешь осуждать сородичей?»
Вопрос неизбежно сулил долгие раздумья, но до поры уступил место целому рою других, не столь философских. До сего момента его ум, не шибко утруждаясь, рисовал картину первобытного мира, безропотно отдающего себя на милость сверхсуществ. А сейчас Толлер вдруг сравнил симбонитов со взводом колкорронских солдат перед тысячей дикарей из племени Геф. Как бы ни было совершенно оружие колкорронцев, в ближнем бою гефы непременно одолевали числом – а потому приходилось использовать иную тактику.
– Скажи, – обратился он к Сондевире, – дальнемирцы что, не оказали пришельцам никакого сопротивления?
– В их истории не было ни одного вторжения, – ответила женщина в белом, не сводя глаз с тускло отсвечивающей дороги. – И потом, откуда они могли узнать о нашествии? Разве ты хоть на йоту поверил Бартану, когда он рассказал, что со мной приключилось? А если б он вдобавок сообщил, что король Чаккел, королева Дасина, их дети и вообще все аристократы Колкоррона – инопланетные захватчики в человеческом обличье? Ты бы поднял его на смех или попытался возглавить восстание?
– Но при чем тут правящие классы? Ты же сказала, что симбоновые споры опускались на эту планету вслепую и не могли выбирать себе носителей.
– Да, но разве не ясно, что в любом обществе симбониты быстро добираются до вершины власти?
Фургон катил по мокрой дороге, а его хозяйка излагала спутникам свой взгляд на последние три века истории Дальнего Мира. Вначале между народными массами и господами, как и в любом примитивном обществе, была бездна взаимного непонимания. Затем дальнемирцы обнаружили, что их повелители, и без того божественные и таинственные, стали проявлять все большую изобретательность и склонность к новизне. Они создали машины, облегчающие труд, например, паровой двигатель. И каждое нововведение укрепляло их позиции.
Они ускоряли темп промышленного развития, но делали это осторожно и терпеливо. Начиная осваивать планету силами всего шести симбонитов, они понимали, как опасно рубить сплеча. Но уходили десятилетия, и все новые кирпичики ложились в фундамент симбонитской культуры, чтобы рано или поздно вознести ее над всем миром. Сверхсущества не боялись раствориться в туземном населении, но все-таки обзавелись убежищами, куда не ступала нога простого дальнемирца и где велись научные исследования, способные не на шутку встревожить автохтонов, если бы сведения о них просочились наружу. В одной из таких надежных твердынь был спроектирован и построен симбонитский космолет.
Внимая Сондевире, Толлер понемногу складывал из разрозненных упоминаний картину ее одинокого прозябания на негостеприимной планете. Туземцы видели в ней уродливую карикатуру на нормального человека, каприз природы, по каким-то непостижимым причинам взятый под защиту и покровительство их господами. Они терпеливо сносили ее присутствие, однако не пытались найти с ней общий язык.
Симбониты, ни в чьем благополучии, кроме собственного, не заинтересованные, считали Сондевиру не слишком тяжкой обузой, миной замедленного действия, которую им удалось обезвредить. Они попробовали установить с ней телепатический контакт, но она нарочно продемонстрировала им те самые особенности человеческой души, которые побудили их воспрепятствовать появлению верхнемирской цивилизации симбонитов: надменность, презрение, ненависть и неумолимую жестокость. С тех пор ее держали под постоянным телепатическим надзором. Вычерпав из ее разума все сведения, которые они сочли полезными,
