— Вы гнусный… — Монтейн прикрыл глаза. Лицо его пожелтело. — Дани Фартинг — живой человек.
— Надеюсь, — усмехнулся Никлин. — Ну, так и я не зверь.
— Избавьте меня от вашего юмора. Я повторяю, Дани — человек.
— Раз так, значит, она продается! — В голосе Никлина не было и тени юмора. — Поэтому вам следует продать ее сейчас. Поговорите с ней. Уверен, у вас получится.
Монтейн сжал кулаки и просидел так более десяти секунд. Затем неожиданно расслабился, поднял веки. Взгляд его был мягок и незамутнен.
— Я молился, — объяснил он. — Беседовал с Господом.
— И что он вам сообщил?
— Господь напомнил мне, что о корабле я знаю лишь с ваших слов. Может быть, его уже не существует? Господь посоветовал мне сдержать гнев.
— Воистину, Господь дал вам добрый совет. — Джим рассмеялся. — Этот язык, оказывается, заразителен!
— Так что же, Джим? — Монтейн не давал себя отвлечь.
— Как насчет вознаграждения?
— Мне кажется, я уже не верю в существование корабля, но, признаться, сгораю от любопытства и жажду выслушать вашу историю. — Теперь Монтейн говорил в своей обычной проповеднической манере. Он был явно доволен, что сумел получить преимущество в этом разговоре, постепенно превратившемся в словесную дуэль. — Поэтому я не могу согласиться на ваши условия, не узнав сути.
— Мудро. Очень мудро, — откликнулся Никлин.
— Полагаю, что так, Джим. — Лицо Монтейна было теперь совершенно спокойно. Он вновь взял чашку. — Так что я жду необыкновенной истории. Где же этот таинственный космический корабль, который мы можем получить почти даром?
Несколько уязвленный спокойным и насмешливым тоном Монтейна, Никлин не внял внутреннему голосу, который настойчиво шептал, что он слишком уж круто берет быка за рога.
— Он захоронен вблизи одного небольшого городка в нескольких тысячах километров от Бичхеда.
— Захоронен?! — Монтейн недоверчиво фыркнул. — Вы хотите сказать, что кто-то затащил космический корабль на тысячи километров вглубь Орбитсвиля, а потом закопал его?
— Ну, он, конечно же, не вырыл яму в земле. Корабль закрыт сверху камнями и почвой.
— Но зачем?
— Корабль использовали в качестве саркофага. — Никлин удивлялся тому, как быстро он оказался в положении обороняющегося. — Это что-то вроде мавзолея или мемориала. Насколько я помню, молодая жена одного богача очень хотела побывать в космосе. Он подарил ей космический корабль. Она погибла в первом же полете из-за какой-то ерунды. Тогда влюбленный толстосум заплатил за доставку корабля к своим владениям и превратил его в усыпальницу. Однако решил, что межзвездный крейсер не вписывается в мирный пейзаж, и я думаю, он был совершенно прав — космический корабль выглядит не слишком-то уместно на задворках твоего дома. К счастью, наш толстосум увлекался садоводством, поэтому он засыпал корабль камнями и землей и посадил там цветы, за которыми ухаживал всю оставшуюся жизнь. Трогательная история, не правда ли?
— Вы, очевидно, находите свой рассказ очень забавным? — При этих словах Монтейн взглянул на гроб своей жены.
Острая радость пронзила Никлина, когда он понял значение этого взгляда. Его беспокоило, как Монтейн воспримет этот рассказ, но ему и в голову не приходило, что между историей богача и историей самого Монтейна можно провести подобную параллель. Слепой случай, иначе именуемый Газообразным Позвоночным, сделал Монтейна уступчивым и ранимым. «Благодарю тебя, Кори, я и забыл, что тот, кто таскает за собой свою старуху в жестяной банке, склонен испытывать сочувствие к идее металлического Тадж-Махала».
— Я совершенно не нахожу эту историю смешной. Совсем напротив, — ответил Джим с печалью в голосе. — Я хотел скрыть свои чувства под маской легкомыслия и веселья.
В глазах Монтейна мелькнуло отвращение — верный знак того, что оборона проповедника дает сбой.
— Как звали этого человека? — хмуро спросил Монтейн.
— Я не помню.
— Где находится корабль?
— И этого я тоже не помню, — весело ответил Джим.
— Что-то немного вы помните. Откуда вам известна эта история?
— В детстве у меня был двоюродный дедушка. Его звали Ренар Никлин. Он повсюду разъезжал и много где побывал. Был он то ли землемером, то ли картографом, словом, его профессия располагала к путешествиям. Как-то раз он прислал мне открытку-голограмму этой гробницы с обещанием когда-нибудь взять меня туда с собой. Голограмма была необыкновенно красивой, мне нравилось ее разглядывать — небольшой холм с удивительным декоративным садом на склонах. С годами я забыл обо всем этом, но воспоминание не умерло, а затаилось где-то в глубинах моей памяти. И вот сейчас оно всплыло. Весь день меня тревожило что-то неуловимое, ускользающее, а вечером, когда я вас слушал на собрании, вдруг все встало на свои места — я вспомнил!
— Минуточку, — остановил Джима Монтейн. — Вы получили голограмму в детстве? А эта история… когда она произошла?
Никлин пожал плечами.
— Лет шестьдесят назад, а, может, и все сто. Кто знает?
— Я даром трачу свое время! — раздраженно выдохнул Монтейн. — Я сижу здесь, терплю ваши богохульства и непристойности. Я слушаю полнейший бр…
— Спокойно, — резко оборвал его Никлин. — В чем дело?
— Коррозия! Вот в чем дело! От вашего корабля осталась лишь груда ржавых обломков.
Никлин улыбнулся своей дурашливо-счастливой улыбкой. Он молчал до тех пор, пока Монтейн удивленно и вопросительно не взглянул на него.
— В те дни, дорогой Кори, космические корабли строили еще из старых земных материалов, — успокаивающе сказал Джим. — Нет, Кори, любой вид коррозии не страшен кораблю. Беспокоиться нет причин. Обшивка, внутренние перегородки и основные механизмы наверняка целы и невредимы. Могут, конечно, возникнуть проблемы с мелочами, но… — Тут Никлин улыбнулся еще шире. — Если вы решили использовать космический корабль в качестве гроба для любимой жены, то вы десять раз проверите, надежно ли он загерметизирован, не так ли? Вряд ли вы захотите, чтобы ваша дражайшая и любимейшая половина покрылась плесенью. И вам уж определенно не понравится, если по ней начнут ползать насекомые.
Монтейн опять поставил чашку на блюдце, на этот раз с преувеличенной осторожностью. Когда он заговорил, каждое его слово пробирало до печенок.
— Я никогда не думал, что произнесу эти слова в адрес кого-нибудь, но если вы имеете в виду мою жену, если вы позволите себе еще раз, я… я убью вас. Клянусь, я убью вас!
— Я поражен, — спокойно ответил Джим. — Позволить себе такие ужасные слова по отношению к человеку.
— Я бы не позволил их себе по отношению к человеку.
— О, с некоторых пор я нечувствителен к оскорблениям, Кори. Я теперь ни к чему не чувствителен.
— Тогда вы, должно быть, очень несчастны.
— Отнюдь. — Никлин снова улыбнулся. — Я открыл тайну абсолютного счастья. Хотите знать, в чем оно состоит? Нет? Но я все равно скажу. В вашем мозгу всегда должна главенствовать одна мысль: человек — это хороший кусок дерьма.
— И ты сам в том числе?
— Да! Особенно ты сам! В том-то и дело, старина Кори! Если себя исключить. Большая Шутка лишится своего смысла.
Монтейн устало покачал головой.
