Проситель и просьба, упакованные в один прелестный свёрток.
— Я сказала тебе.
Я пала.
Теперь я полностью человек.
— Целиком и полностью человек, — он напрягся.
— Нет, ты не говорила мне этого.
Я мог бы принести тебе лекарство раньше.
В его голосе слышалась вина.
Вина и страх.
Почему страх, она не понимала, но была слишком измотана, чтобы задавать вопросы.
А затем она забыла обо всем.
В центре комнаты вспыхнул янтарный свет.
Этот свет усиливался…
и усиливался.
сияя так сильно, что ей пришлось зажмуриться.
Затем свет начал принимать форму тела.
Большого, мускулистого тела, задрапированного в белую мантию, очень похожую на её собственную.
Затем она увидела светлые волосы, волнами раскинувшиеся по массивным плечам.
Она видела глаза, подобные прозрачному ониксу, бледную, отдающую золотистым мерцанием, кожу.
Последнее, на что упал ее пристальный взгляд, были крылья из чистого, мерцающего золота.
Она хотела подняться, но смогла лишь слабо улыбнуться.
Милый Лисандр, он здесь, чтобы утешить её, наконец-то, даже если это и плод её воображения.
— Я снова вижу сон.
Только, этот мне нравится.
— Тихо, тихо, — прошептал ей Аэрон. -
— Я здесь.
— Как и я. -
Лисандр внимательно осмотрел окружающую обстановку, и его губы скривились в отвращении.
— К сожалению, это не сон. -
Как всегда, он говорил правду, его голос, источал уверенность, как и ее собственный.
Дак это происходит на самом деле?
— Но ведь теперь я смертная.
Я не должна видеть тебя.
Фактически, то, что она его видела, противоречило всем правилам.
Разве что только Бог намерился вознаградить её? Но вряд ли это было правдой, учитывая то, что она просто отвернулась от своего собственного наследия.
Теперь Лисандр смотрел ей прямо в глаза — и, казалось, прямо в душу.
— Я подал прошение Совету от твоего имени.
Они согласились дать тебе еще один шанс.
И поэтому, прямо сейчас, часть тебя все еще является ангельской и останется таковой в течение следующих четырнадцати дней
Четырнадцать дней, в течении которые ты можешь передумать и потребовать обратно свое законное место.
Как удар молнии, ее пронзил шок, обжигающий и испепеляющий.
— Я не понимаю. -
Ни одному падшему ангелу никогда прежде не давали второй шанс.
— Нечего здесь понимать, — сказал Аэрон, все еще пытаясь успокоить её. -
— У меня есть ты.
— Я один из ангелов Элитной Семерки, Оливия.
Я попросил для тебя четырнадцать дней, и тебе их дали.
чтобы ты провела их здесь,
наслаждаясь жизнью.
А потом вернулась.
Возвестил Лисандр оскорбленным тоном, как будто его статус сам по себе был хорошим объяснением.
Этого не случилось, но надежда, прозвучавшая в его голосе заставила ее погрустнеть.
Единственное, о чем она сожалела, это о том, что своим выбором причинила боль этому замечательному воину.
Он любил ее, и желал для нее только самого лучшего.
— Мне очень жаль, но я не передумаю.
Казалось, он был в шоке.
— Даже если у тебя заберут бессмертие?
Она едва сумела останавливать свой испуганный всхлип.
Я не готова потерять его.
Но теперь она была слишком слаба, и ничего не могла сделать для того, чтобы спасти его, и хорошо это знала.
— Дак вот зачем ты..
— Нет нет.
Успокойся.
Я здесь не для того, чтобы убить его. -
Невысказанное повисло в воздухе.
— Если ты решишь остаться, новый палач не будет назначен, пока не истекут данные тебе четырнадцать дней.
То есть.
Ей гарантировали две недели с Аэроном.
Ни больше, ни меньше.
Этого должно быть достаточно.
Она получит так много воспоминаний, они хватит на всю жизнь.
Если, конечно, она сможет убедить Аэрона позволить ей остаться здесь.
Но он такой упрямый.
Она вздохнула.
— Спасибо, — сказала она Лисандру.
— За всё.
— Ты не обязан делать это для меня.
Наверняка, ему пришлось побороться с Советом за подобную уступку, и не важно был одним из Элитной Семерки или нет.
И все же он сделал это не колеблясь, чтобы она смогла бы испытать ту радость и страсть, которые так жаждала, перед тем как вернется на своё место в небесах.
Она не будет говорить ему, что не собирается возвращатся.
И не важно, как все сложится.
Через четырнадцать дней, если она все-таки вернется, ей придется убить Аэрона, и она знала, что все равно не сможет этого сделать.
— Я люблю тебя.
Я надеюсь, ты знаешь это.
Что бы ни случилось.
'Оливия,'- сказал Аэрон, очевидно сбитый с толку.
— Он не может видеть, слышать или же почувствовать меня, — объяснил Лисандр.
