'Тот факт, что он еще дышит, уже бесит меня.'
Ложь захныкал. Еще, пожалуйста еще. Хватит, пожалуйста хватит.
Лицо царя застыло. 'Только после того, как он проведет тысячи лет в заключении, ему будет позволено ощутить сладкий вкус смерти. Только тогда. И я стану тем, кто проследит за исполнением этого приговора. Итак, это всё, что ты хотел обсудить со мной?'
Если Крон не поможет ему по своей воле, то царь поможет ему непреднамеренно. Всё что нужно Гидеону, это пробраться на Олимп. Или место, которое Крон таковым называет. Оттуда он сможет пробраться в Тартар. Он провел там века и до сих помнит дорогу.
Этого он не забыл.
'Я хочу попасть на небеса'. Крики его демона возобновились и он стиснул зубы. Боги, боль. Ещё немного и он, в конце концов, потеряет сознание. Потерпеть чуть-чуть, а затем ты сможешь отдохнуть. 'Позволь мне отдохнуть там, так как Ловцы не смогут найти меня в таком состоянии и причинить вред'.
Наконец, ложь. Это не облегчило его страданий, было уже слишком поздно, но Ложь вздохнул с долей облегчения.
'Тогда заключим сделку? Между мной и тобой.'
Гидеон кивнул, только на это и был сейчас способен.
'Если я сделаю это, ты выполнишь мою просьбу.'
Он снова кивнул. 'Я сделаю…всё…что ты хочешь.' Ради Стила. И ради Скарлет. И, возможно, когда он тайком проберется в тюрьму и оторвет Зевсу голову, он сможет выяснить, что черт возьми случилось с его воспоминаниями.
'Очень хорошо.' Крон медленно улыбнулся от удовольствия. 'Можешь оставаться на небесах, пока не восстановишься. Ни больше, ни меньше. И в свою очередь, я смогу в любое время обратиться к тебе с любой просьбой, и учти, что моя просьба должна быть превыше всего для тебя.'
'Да.' Еще одна правда, больше боли, больше шипения.
Сделка заключена.
Гидеон закрыл глаза, земля под ним исчезла. После столетий изгнания, он, наконец-то, вернется на небеса.
ГЛАВА 10
'Что за мудак. Свинья. Скотина. С жопой вместо головы!'
Пока Скарлет топала через лес, напролом сквозь деревья, она обзывала Гидеона всеми матными словами, что смогла вспомнить.
'Говнюк. Безмозглый пещерный человек…Отец'.
Пока, гнев.
Она замерла, тяжело дыша, вспотев, впиваясь ногтями в ладони. Он не знал, что он был отцом. Она вывалила на него информацию, а затем бросила его с ней одного. И она слишком хорошо знает, как невыносимо нести эту ношу в одиночку.
В течение многих месяцев после смерти Стила, она могла лишь плакать. Она перестала есть, даже перестала разговаривать. Возможно, если бы кто-то позаботился о ней тогда, собрал расколутую на осколки душу, она бы оправилась раньше.
Как бы сильно она ненавидела — нет, ненависть слишком сильное слово. Она не знала почему. Тем не менее. Как бы сильно ей не нравился Гидеон, она не хотела видеть его раздавленным. В разгар войны. Он не мог позволить себе расклеиваться.
Еще бы ночь с ним, подумала Скарлет, ненавидя себя. И это было не достаточно сильным словом по отношению к ней. Она развернулась и пошла обратно в лагерь Гидеона. Она слышала, как он звал Крона, царя богов, который презирал её всю её жизнь, поскольку она стала свидетельством предательства его жены. Доказательство могли лицезреть все его соратники.
Неужели Гидеон ищет его, чтобы подтвердить ее рассказ, как будто ее слово и горе были не достаточным доказательством? Или он стремился отомстить Зевсу, как она когда-то?
Если так, она должна его остановить. Бывшый владыка страдал в заточении, его силы отняли, осознание того, что его величайший противник занимал его трон застряла у него в уме, и он страдал сильнее, чем если бы она убила его.
Быстрая смерть. Слишком легко.
Тем не менее. Она не могла оставить Гидеона одного. Она останется с ним до конца ночи, утешит его как сможет. Не то чтобы он это заслужил, но все огни ада, она всегда отдавала ему всё, что могла. Но после, она покончит с ним. На этот раз по-настоящему.
Как только она продралась скозь последний заслон из листьев, то увидела, что он уже покинул лагерь. Так быстро? Она не слышала ни единого шага. Куда, мать вашу, он делся?
Скарлет развернулась в поисках каких-либо его следов. Всё, что она нашла, это сумка. Нахмурившись, она подошла к ней. По пути, что-то твердое, горячее и тонкое обернулось вокруг её голых ног, и она остановилась.
Ее озадаченность переросла в смятение и непонимание, она наклонилась и подняла… ожерелье- бабочку. Почему он оставил ее? Потому что покончил с ней и не хотел иметь с ней ничего общего?
Она сжала челюсти, сорвала собственное ожерелье — как глупо было носить его — и крепко зажала оба в кулаке. Металл скрипел о металл.
