Сама Ксюша полгода как развелась с мужем, потому что он переметнулся, так сказать, на другую сторону, стал геем.
– Как же тебе везет, Маня! – сказала она, когда Маня в подробностях описала, какое дорогое вино заказал Макс в ресторане. – Слушай, а он точно не женат?
– Точно! Я же с ним живу в одном доме. И он три года назад хоронил свою жену и сына. Прямо на моих глазах!
– И что, он ни с кем не замутил за три года?
– Если бы замутил, я бы видела! – отрезала Маня.
– Ну тебе реально повезло, подруга! – вздохнула Ксюша. – Только, конечно, разница в возрасте…
– Так завтра пойдем на море? – спросила Маня, не желавшая ничего слушать.
– Спрашиваешь! Только ты уж своего красавца не забудь взять. Я еще Фриду Энгельс позову, она тоже сейчас одинокая кошка, и хотела завтра куда-нибудь выбраться.
– Я ее уже позвала, – сказала Маня. – Кстати, как у Фриды с этим ее кавалером, которого она нам так и не показала?
– Говорит, что расстались.
– А ведь как была влюблена! – вздохнула Манечка.
3
Одесские майские ночи, глубокие и нежные, полные томного ожидания счастья, сияющие немногочисленными огнями фонарей и пахнущие морем. Ветер, ласкающий листву деревьев. Запах цветов. Легкое опьянение от вкусных коктейлей в неярко освещенных барах, сменяющееся дивной ясностью ума, когда выныриваешь в прохладный воздух. И вот ты смотришь в ночное небо над морем, пытаясь угадать фазу луны, прячущейся за легкими облаками. И слушаешь где-то вдалеке волны моря, нежно поглаживающие и похлопывающие песчаные пляжи. Ты проходишь по Дерибасовской, которая прямой линией блистает помытой брусчаткой в ночных огнях, входишь в Городской сад, полный теней и ночных разговоров. Гуляя, ты забредаешь на Приморский бульвар, скамейки которого редко остаются пустыми, даже далеко за полночь. А потом идешь домой и ложишься спать.
В эти майские ночи сны становятся яркими и неожиданно реалистичными, потому что в снах спящим в Одессе приоткрываются другие ветки реальности. И мир после пробуждения навсегда перестает быть простым.
Физик Хью Эверетт еще в двадцатом веке предложил многомировую интерпретацию квантовой механики. По его мнению, реальность разветвляется в каждой точке, где вероятностные события квантовой механики становятся фактами, доступными для наблюдения. И веток реальности очень много. А каждая ветвится снова и снова. Иногда две ветки сливаются в одну. Иногда ветки сближаются, и частично пересекаются, а потом снова расходятся. Они ветвятся как в будущем, так и в прошлом. В общем, в этом лабиринте веток реальности очень легко заблудиться.
И когда какой-нибудь одессит начинал задумываться об этом посередине майской одесской ночи, его голова начинала медленно кружиться.
Вот так и лежал в своей кровати Эммануил, худощавый, лысеющий и очень счастливый. Окна его квартиры, выходящие на старый одесский дворик, почти не изменившийся с начала двадцатого века, были распахнуты. Штор на них не было, поэтому ночной ветер врывался в комнату и приятно холодил острые волосатые колени Эммануила.
Год назад Эммануил соорудил полностью герметичный, звуконепроницаемый и непрозрачный ящик, внутри которого свободно помещался человек. Кроме места для человека в ящике располагалась капсула с ядом, баллон со сжатым воздухом, и специальная камера, в которую помещался один-единственный атом радиоактивного элемента. Поместить его туда следовало с таким расчетом, чтобы период полураспада наступил в течение ближайшего часа. Если атом распадался, то открывалась капсула с ядом. Разумеется, Эммануил не придумал всю эту хитрую конструкцию сам, он попросту воспроизвел в реальности мысленный эксперимент известного физика Эрвина Шредингера. Пришлось повозиться с тем, чтобы найти технологию отделения единственного атома радиоактивного элемента, но девять месяцев назад он решил эту задачу. Как бы это ни выглядело смешно, он сделал это с помощью скотча. Вначале Эммануил прилепил кусок скотча к десятиграммовому образцу, содержащему радиоактивные атомы, затем прилепил второй кусок скотча к первому куску, затем третий ко второму и так далее, пока в его руках не оказалось два кусочка скотча: на один счетчик гейгера среагировал, когда атом распался, а на другой – нет.
Долго и упорно Эммануил подбирал и вычислял, сколько раз необходимо приклеить один скотч к другому, чтобы получить нужный одноатомный образец. За время экспериментов с радиоактивными элементами Эммануил потерял половину волос на голове и приобрел импотенцию, но он не считал это чрезмерной ценой за успех. О безопасности своих соседей Эммануил не особо заботился. И это было понятно: ведь он рассчитывал скоро ускользнуть из этой ветки реальности. Если Хью Эверетт прав, и реальность ветвится при каждом исходе квантовых событий, то человек, помещенный в такой ящик, в одной ветке реальности умрет, а в другой – останется жив. При этом испытуемый не заметит, что он умер, поскольку продолжит жить в другой ветке реальности. Эта мысль вдохновляла Эммануила на протяжении всей его напряженной работы.
После того, как была найдена технология отделения единственного атома, Эммануил начал экспериментировать.
Поначалу не работало то одно, то другое, потом кончились деньги, и Эммануил начал искать инвесторов. Многие смеялись ему в лицо, и отправляли куда подальше, но немногие образованные люди, которые слышали о мысленном эксперименте Шредингера и о многомировой интерпретации квантовой механики, снабжали Эммануила деньгами. Иногда этот денежный поток бывал настолько значителен, что Эммануил уже начинал подумывать о создании венчурного фонда имени Эрвина Шредингера.
Эммануил начал с малого. Вместо колбы с ядом он установил колбу с чернилами, и экспериментировал сначала с открытками. Он писал открытки в соседнюю ветку реальности, и в текстах детально описывал свой эксперимент. Если чернила пачкали открытку, значит в другой ветке реальности кто-то получал неиспачканную открытку. Потом, когда открытки отправлять надоело, он отправил в другие ветки реальности нескольких кошек.
Животных для экспериментов он добывал просто: спускался во двор и ловил первого попавшегося доверчивого зверя. Если кошка умирала, труп он закапывал на небольшом пустыре за своим домом. Если кошка оставалась живой, значит, где-то в соседней ветке реальности двойник Эммануила хоронил эту же самую кошку. Так он и жил, проводя эксперимент за экспериментом. Часто посмотреть на его чудеса приходили другие люди. Поэтому Эммануил выставил в два ряда стулья в гостиной, чтобы приходящим было, где расположиться.
Около семи месяцев назад по ночам Эммануил начал слышать голоса, шаги и скрип дверцы своего ящика. Он просыпался, бежал в комнату, где был ящик, и действительно находил его открытым, хотя точно помнил, что закрывал его накануне. А однажды ему показалось, что кто-то схватил его сзади и держал, пока из квартиры не выбежало несколько человек. Впрочем, после этого Эммануил проснулся в своей кровати с легкой головной болью и решил, что это был всего лишь ночной кошмар.
Эммануил поначалу предположил, что так сказывается влияние радиации на его нежную психику, но потом, поискав информацию в интернете, обнаружил, что психические проблемы не являются симптомами лучевой болезни, и обратился к специалисту.
Психологом, к которому привела его судьба, оказался Альберт Абрамович, тот самый, который уже консультировал Алекса и Макса. Там, в приемной Альберта Абрамовича они и познакомились друг с другом. После пары недель постоянных встреч в приемной Альберта Абрамовича, Алекс изъявил желание инвестировать в исследования Эммануила две тысячи долларов. Эммануил не возражал.
Завтра должен был состояться очередной эксперимент. Довольно ответственный, поскольку Эммануил хотел пригласить на него всех своих существующих и потенциальных инвесторов, чтобы показать им, так сказать, результат работы и соблазнить новыми перспективами исследований.
