силе.
В таком вот состоянии я, преодолевая робость, осторожно спросил, а не попробовать ли нам запустить кита?
Вопрос остался без ответа, растворившись в гнетущем молчании…
И тут, как из-под земли, раздался чей-то голос. Он шел из-под стола. Один из младших членов семьи, спасаясь от кита, нырнул туда.
— Открыть, — пропищало снизу. — Открыть, — повторил детский голос и твердил это до тех пор, пока я не выдержал и не достал желанный объект.
В нерешительности я сидел, зажав коробку между ног.
— Открыть!
Холодеющими руками я на автомате раскрыл коробку. Я не сказал ни слова. Впрочем, мне и не надо было ничего говорить. АТЛАНТИДА говорила сама за себя…
Попробую описать подробнее, как все происходило, научным языком, поскольку в данном случае все шло по науке, в строгом соответствии с методикой обработки покупателя, именуемой в международной практике A. I. D. А. Первый этап обозначается буквой «А» и расшифровывается как «Attention!»
Чтобы не вдаваться в подробности, скажу сразу: не прошло и трех минут (правда, я не смотрел на часы, но, по ощущению, все развивалось крайне динамично), как мы дошли до пункта «D» (англ. desire;
Что же произошло на самом деле?
До меня постепенно дошло, что в тот печальный вечер, когда я оказался один на один с поломанным ИОНОЙ, моя интуиция (или что-то другое, в данном случае это неважно) вывела меня на единственно верный путь, заставив взять в руки лобзик и, потратив полночи упорного труда, отпилить от медной пластины лишние части, придав ей очертания ГДР, моей страны, исчезнувшей теперь с лица земли. (Может быть, на меня тогда просто настроение такое нашло, а может быть, все дело было в том, насколько я сейчас могу вспомнить, что от подставки в процессе всех пертурбаций отломался кусок, и отвалился так удачно, что как-то сама собою получилась форма ГДР Как бы то ни было, успех был настолько оглушительным, что не оставалось никаких сомнений: я действовал совершенно правильно, и то, что поначалу казалось случайным, выглядело впоследствии как акт сознательного действия, подчиненного внутренней необходимости.)
В тот день я с удивлением отметил, что у старушки, которая проводила меня до дверей и на прощанье молча пожала мне крепко руку, в глазах стояли слезы. Только дети, активно участвовавшие в мероприятии, склонялись как будто больше в сторону кита, но отец не стал вступать с ними в долгие дискуссии, а только сказал:
— Вы еще маленькие, вам этого не понять.
Я тоже, честно говоря, не мог этого понять. Похоже, правы те, которые утверждают — я сам это читал, — что художники порой не понимают, что они создали.
С этого дня моя АТЛАНТИДА вышла в люди, и это было поистине триумфальное шествие!
Рассказать в двух словах обо всех этапах этого славного пути невозможно, это может завести очень далеко (тем более что в отдельных случаях меня просили сохранять всё в глубочайшей тайне и не разглашать доверенные мне сведения). Я не мог даже толком вести учет! Да и когда мне было этим заниматься? Днем я носился как угорелый по клиентам, меня передавали из рук в руки, как эстафету, а по ночам — по ночам я сидел у себя в мастерской и перепиливал ИОНЫ, штуку за штукой. Времени у меня на это уходило немало, потому что мне не хотелось повторяться, — пусть в каждом доме будет что-нибудь свое, оригинальное. Так, например, я выцарапал у одной модели на подставке (совершенно сознательно!) «Карл-Маркс-Штадт» в том месте, где нынче на карте красуется «Хемниц», в других случаях я оставлял традиционный вулканический пейзаж.
Я так и не мог постичь, в чем тайна успеха моей АТЛАНТИДЫ, и это временами меня пугало. Может быть, я не мог разгадать эту загадку просто потому, что слишком долго просидел в своей комнате отдыха и досуга, отгородившись от всего, и упустил что-то такое важное, что произошло за это время в большом мире, который я перестал понимать? Правда, и я сам, думая о прежних временах, чувствовал, как у меня иногда начинает щемить сердце, но это еще все-таки не повод…
Я присматривался к своим клиентам. Конечно, среди них были и такие, которые воспринимали АТЛАНТИДУ как милую шутку, как такой прикол, которым можно позабавить друзей на вечеринке. Но основная масса относилась к АТЛАНТИДЕ как к предмету культа. Сколько раз мне доводилось видеть, как ее с почетом помещали в красный угол. Порою мне казалось, что я нахожусь в мемориальном музее. Когда я приходил куда-нибудь по рекомендации, меня встречали как единомышленника («Мы много о тебе слышали…»). Особенно активно АТЛАНТИДА расходилась среди членов полулегального «Союза граждан ГДР в изгнании», о существовании которого я до сих пор и не подозревал и который оказался на удивление хорошо организованным, в чем я имел счастье лично убедиться, внедрившись в эту структуру, которая работала так слаженно и четко, что я только успевал подписывать договоры. Однажды, когда они проводили общее собрание Союза в каком-то старом заброшенном кинотеатре, мне даже разрешили поучаствовать в благотворительном базаре, устроенном в антракте, и предоставили отдельный стол в хорошем месте, между шпреевальдскими огурчиками и рубашками FDJ.[3]
Чего я только ни передумал за это время, пока сидел долгими одинокими ночами у себя в комнате отдыха и пилил, пилил, пилил… Лишь немногое из того нашло отражение в моей Книге учета. Ну, вот, например, такой пассаж: «Ночная тишина… Все в доме спят. Они спят неправедным сном. Вдруг мне подумалось: они вовсе не спят, они только притворяются. Во всем доме, во всем городе нет человека, который бы спал. Они лежат с открытыми глазами, и я представил себе, как распахиваю дверь и говорю: „Ну что, притворялыцик, не спится?' А мне из темноты в ответ — громкое „Да!'».
Или вот запись от другого числа: «Сегодня утром вышли на прогулку с Пятницей. Проходим мимо детского сада (теперь. Детское вспомогательное учреждение', сокращенно ДЕВСУЧ), на углу Крумлоштрасе. Сквозь открытое окно слышим хор: „Когда мама на работе, дома я сижу одна. С трудом сдержался, Пятницу пришлось оттягивать силой. Ни за что не хотел уходить, скулил, был страшно возбужден».
Следующей ночью я записал: «Наказание свободой или наказание тюрьмой — что хуже?»
Размышляя об успехе АТЛАНТИДЫ, я почему-то часто вспоминал одну пожилую даму из Далема, у которой я был в самом начале, в один из первых заходов.
В ее ЛЕСНОМ УЕДИНЕНИИ разъехались контакты. Я устранил дефект прямо на месте. Она была мне очень благодарна и дала чаевые. Я тоже был очень рад, потому что это был последний визит, после которого я собирался домой.
Дама спросила, где я живу.
Я ответил.
— Ах, вы оттуда? Ни за что бы не подумала.
Без всякого стеснения она изучающе окинула меня взглядом.
Я почувствовал, что краснею.
Чтобы порадовать ее, я готов был уже выкатить глаза, высунуть язык или заскрежетать зубами, но потом передумал. Только на улице, стоя перед воротами ее виллы, я оглядел себя и чуть не умер со стыда. Мои ежевичные брюки, мои маскштаны — с каким удовольствием я зашвырнул бы их ей прямо в сад!
Я попытался забыть об этой встрече. Но позже, сидя в пробке на автобане, я то и дело посматривал на себя в зеркальце, пытаясь разглядеть особые приметы.
