образом. Про квартиры в книге я написала предельно ясно: что я об этом думаю, как я за это благодарна и прочее… Мать действительно меня за квартиры не попрекала. Ну, конечно, для Тоси Т. подобное – подвиг. Очевидно, все, что она делает для детей (если они у нее есть, конечно), она заносит в амбарную книгу, в которой детей заставляет расписаться, а потом всю жизнь попрекает их и напоминает о долге. Разумеется, отсутствие попреков – подвиг в ее глазах, за который требуется отдельная благодарность. Попутно замечу, что приобретение квартир для детей улучшает жилищные условия и родителей, иными словами, взаимовыгодное это мероприятие, даже если не принимать во внимание абсолютную естественность помощи детям со стороны родителей.
Тося Т.:
Самообличительный текст у вас вышел, Катерина. Вы не столько мать дерьмом облили, сколько саму себя. Если хотите, чтобы текст этот в бумажном виде появился, чтоб тысячи людей его прочли – хорошенько отредактируйте. Во-первых, он должен читаться. Читаться легко, без усилий. Во-вторых, еще больше предстоит поработать над содержимым, если вы хотите выглядеть в нем белой и пушистой. Пока что ни белой не получилось, ни пушистой.
У меня тоже было не слишком сладкое детство, так что не упрекайте меня в черствости. В начале книги я сочувствовала вам. В конце меня от вашего невыносимого эгоизма тошнило. Женю вашего жалко. За что ему так повезло?
Сорвалась-таки Тося на откровенную грубость и этим только себя измазала любезной ей субстанцией. Ее вроде бы деловые советы про редактирование в этом контексте выглядят просто смехотворно.
Тосе и иже с ней трудно будет понять то, что я сейчас напишу, но пусть попробуют сделать усилие: я не собиралась выглядеть в своей книге ни белой, ни пушистой, хотя бы потому, что таковой не являюсь. Я писала правду. И о близких, и о себе. Получилась не пушистая? Значит, не соврала. Самое смешное, что это обвинение – самая главная защита моей репутации как автора книги. Если бы еще не было хамства и желания непременно меня оскорбить, я могла бы записать Тосю в сторонницы.
Я была честна в своей книге и писала все, как есть. Не скрывая своих плохих, неправильных поступков и даже не ретушируя их, я старалась их объяснить, а не искала оправданий. Однако мои критики упрекнули меня за то, что свои-то недостатки и пороки я объясняла, а вот материны лишь обличала.
Обвинения эти несостоятельны. Я прекрасно поняла и постаралась объяснить все то, что она делала со мной. Она не любила, не умела любить дочь (вот уж понять почему – увольте!). И по-моему, главное объяснение я сформулировала четко. Однако объяснение не является оправданием. Скажу больше – в моем случае это даже не первый шаг к прощению, потому что как раз суть поведения матери исключает даже возможность прощения. Во всяком случае, пока эта суть остается прежней… И разве объяснение может изменить мое отношение ко всему произошедшему?
После комментариев, подобных Тосиным, в которых всегда присутствует что-то как бы личное, я начинаю лихорадочно вспоминать: а не должна ли я этому человеку денег? Иначе за что он меня так ненавидит? Ему-то я что плохого сделала? Борец за идею? А за какую?
Ну, а последняя Тосина фраза про моего мужа – это уже совсем за пределами позволительного для интеллигентных людей. Мне остается только послать виртуальную пощечину хамке.
На следующее утро, еще не успев позавтракать, я бросилась к компьютеру… Интернет не обманул моих ожиданий: книгу продолжали очень активно читать и комментариев за ночь сильно прибавилось. Однако когда я углубилась в их чтение, мое недоумение вкупе с горечью лишь возросли. Все больше я чувствовала себя во враждебном окружении инопланетян… Я как будто вернулась в детство, когда ощущение чуждости и враждебности окружающего мира было для меня нормой.
Погрузившись в Интернет, я с неудовольствием заметила, что в Сети встречается намного больше хамов, чем в реальной жизни. Это и неудивительно, окажись хам на расстоянии вытянутой руки, он не рискнет показывать свое «культурное» нутро, ведь по физиономии схлопочет. А сидя за компьютером, он чувствует себя в неприкосновенности, и присущая большинству пакостных людей трусость не мешает ему полностью раскрепоститься и делать то, что он вынужден в себе подавлять при реальном общении с людьми. Приведу несколько типичных примеров.
Анна:
Мы знаем о поведении Галины Щербаковой только из написанного психически не вполне здоровой дочерью. И все. Нет никаких подтверждений, что так и было.
Да к сорока годам сто раз вылечиться можно было! Или хотя бы улучшить как следует свое состояние. Это же не идиотия. А к книге написали бы тогда в аннотации: «записки психически неадекватной…»
Вот еще один «добрый» человек – эта Анна стала надоедать мне своими злобными заметками с самого начала и никак не уходила с форума. Я так и не поняла, для чего она это делает. Если не считает меня больной, выходит, хочет просто нахамить. Если считает, что я нездорова, значит, мадам удовлетворяет свой садизм: кто еще может так доводить заведомо больного человека? В обоих случаях портрет получается не очень эстетичный.
Пример другого типичного обвинения.
Читатель:
Автор воспринимает только положительные отзывы. Как там – кто похвалит меня лучше всех? Любая, даже корректная критика не воспринимается.
Автор:
Пожалуйста, ответьте только на один вопрос: слово «дерьмо» про написанное мной – это корректная критика?
Думаете, это убеждает шакалью стаю? Ничуть не бывало. Они даже подводят теоретическую базу под свое право хамить.
Тося Т.:
По поводу «дерьма». Выставляя что-либо в Интернет, а тем более глубоко личное, причем неординарное, спорное, скандальное, человек должен быть готов к любым комментариям. Ибо не только вы имеете право на самовыражение. Его имеет любой человек. Он имеет право понимать вас по-своему и реагировать по-своему. Это свобода. А не то, что считаете свободой вы. Свобода одного человека ограничивается только свободой другого – тогда это настоящая свобода.
Вот видите, какие в России продвинутые графоманы, как широко они трактуют понятие свободы. Американцы нервно перекуривают… Тося и компания абсолютно уверены, что свобода предполагает право на площадную брань и личные оскорбления. Правда, повторюсь, только в виртуальном пространстве. Инстинкт самосохранения у этих свободолюбивых писак все-таки сильней желания полного раскрепощения эмоций. Так что пусть они принимают лозунг «Свобода хамству!» за руководство к действию при обсуждении своих собственных творений.
– Вы же ограничиваете свободу тех, кому не понравился ваш текст, – вопит в возмущении радетельница демократии и права на хамство. – Вы запрещаете им высказываться. Это не проявление силы, уверяю вас. Это натуральная слабость. Таким образом вы лишь расписываетесь в своей беспомощности, беззубости. Вы ведь умеете писать. Почему не использовать это умение себе же на пользу?
Ладно, сдаюсь. По совету Тоси использую умение писать себе на пользу. Вот сейчас, например, пишу себе на пользу эту книгу.
Разумеется, кроме нападающих «команды противника» в игре присутствовали и защитники моей «команды», новые друзья, которые поддерживали меня все эти полгода и не дали умереть вере в нелюдоедское начало в человеке.
Reader:
Рекомендую вам не обращать внимания на хамство. Игнорируйте эти вещи и все. У вас болезненное восприятие неинтеллигентной речи. Увы, даже в литературном диспуте принимают участие и хамы тоже. Не стоит тратить на них свои нервы.
Вы молодец! Вы высказались на животрепещущую тему, с одной стороны, и обрели оружие, адекватное тому, которым владеет ваша мать (перо, компьютер). Теперь вы на равных. Хотя, боюсь, ваша мать в долгу не останется – а у нее «голос» громче, «слушателей» больше. И вряд ли она будет следить за выражениями. Читал я Галину Щербакову – она любит злоупотребить ненормативной лексикой (известная хамская игра интеллигентов). Так что держитесь, Катерина, ваши бои еще впереди. Я на вашей стороне – ваша книга
