Ты – единственная жертва в этих ужасных обстоятельствах, ты – солнышко для всех и каждого, поэтому и сгораешь, мучаясь.
Климов:
Ляська (
Ей не хватает общения с нами. Она хоть и самодостаточная вполне, но тянется и к общению. Особенно это заметно сейчас, в смысле последнее время. Сядет рядом, говорит о чем-то, включит ТВ, призывает посмотреть вместе, а если у меня что-то уже включено, то садится смотреть рядом, думая, что мне интересна эта хрень, а мне ее жалко, и я делаю вид, что смотрю с ней вместе. Вот так и сидим, молча жалея друг друга.
Жаль, тебя рядом нет. В воздухе что-то висит, жуть какая-то. Дочу нашу я очень люблю, о чем ты беспокоишься?
Климов:
Господи, неужели это мы и это все не сон??? Зачем я это? Тебе теперь другой лампадой светит… Выбор сделан!
Что у нас теперь? «Высокие отношения, нормальные для духовных людей»? Нет. Я все порчу. Плачусь, вот.
Девочка моя, я умираю, правда, клянусь! Как же мне без тебя?
Но что-то скоро будет, я чувствую, что-то будет. Что-то будет!
Ничего не отвечай, не говори! Или что-то простое, короткое. Не надо ничего объяснять. Просто отреагируй как-нибудь, не молчи, умоляю!
Жизнь кончилась. Осталась доченька (я ведь ее обожаю), работа ради денег и чертова память.
Прости. Прощай меня каждый день. Кто знает – какой из них последний? Люблю до последнего…
Климов:
Ты говоришь – жизнь дольше, чем любовь? А сколько нам отмерено, жизни-то?
Мне иногда кажется, что твой мучительный уход – твоя хитрая, может, и не тщательно продуманная, а по наитию, тактика, направленная, по твоему разумению, на благо мне. Ты, видимо, думаешь, что мне так легче, что я не как все и что со мной нужно медленно и аккуратно. Может, ты и права. Но ты не понимаешь одного – медленно или быстро, а в конце концов, в случае, если ты останешься с Ним еще надолго, это будет тот самый случай, когда жизнь любви короче. И не держи сердца на меня за эти слова, пожалуйста, это не шантаж, честно.
В конце концов, жизнь – это дорога к смерти, а как ее наполнить – личное дело каждого. У меня этой проблемы нет – в моей жизни есть ты, и одной жизни на тебя мало, и десяти, и миллиона. Ты мое солнышко вечное! Слава Богу, я тебя встретил в этой жизни! Ты мне подарила столько счастья, которое, казалось, будет всегда!
Ты родная моя и единственная навеки.
Живу тобой.
Климов:
Ты желаешь мне счастья – большое спасибо! Господи, но ты не понимаешь очень простой вещи! Ты – единственное, что у меня было, есть и будет.
Ты – вселенная, необъятная и непознанная, родная и единственная, ты во мне и вокруг меня. И что по сравнению с этим все вокруг! Грязь! Ее не видно.
Автор:
Сашенька!
Наконец-то я поняла, где ошибка. Ты переоцениваешь меня, ты создал себе кумира. А, как известно, это дело до добра не доводит. Наверное, сейчас бесполезно тебе говорить, что я не стою твоих страданий. Достаточно внимательно посмотреть на объект. Я не кокетничаю, не напрашиваюсь на комплименты – ей- богу! Просто слишком точно оцениваю себя, особенно в последнее время. Я знаю, что любви нет дела до объективности, но средство имени Тристана (помнишь – «только дегтя добавляйте к меду…») существует. Попробуй его, ты ничем не рискуешь. Могу помочь.
Итак, я – не очень красивая, а всего лишь в меру симпатичная – факт? У меня, как минимум, с пяток физических недостатков: несимметричное лицо, длинная, как у гусыни, шея, крохотная грудь, жирноватые бедра, изуродованные ступни. Дальше, характер – хуже некуда. Ничего в жизни не достигла, успеха не добилась, а манией величия страдаю. На каком, спрашивается, основании? Не бездарь, конечно, но до способного человека тоже не дотянула. Здоровье… Пора в дом инвалидов. Сорока нет, а чувствую себя на 80…
Ты начинаешь жить, рождаешься. А рождение, как известно, процесс мучительный и болезненный. Моя жизнь, увы, сделана. Я не в отчаянии, не думай, и не рву на себе волосы. Это просто спокойная констатация после долгих размышлений. В твоей жизни я могу быть теперь только балластом. У тебя впереди жизнь. А я буду доживать. Спокойно, тихо, понемногу старея. И с надеждой, что с моим хилым организмом это надолго не затянется. Но, возможно, мне хоть удастся отдохнуть, я что-то совсем устала.
Не губи себя страданиями, в конце концов, не губи мою многолетнюю работу над тобой. Ты растешь – вот и расти и, будь любезен, не херь мои усилия.
Климов:
Что толку повторять – «у меня несимметричное лицо»? Да это лицо лучше и роднее всех лиц на свете!!! «Эти чертовы глазища» – о чем тут спорить, боже мой, носик, губки, щечки! Я могу продолжать бесконечно. В твоих формах есть то, что невозможно придумать, и сколько буду жить, столько буду мечтать снова и снова о них, независимо от того, как близко или далеко они от меня, время бессильно помешать. Все, что связано с тобой, вечно.
Да, про характер. Ловлю на слове (ты сама это любишь). Противоречие в твоих словах налицо. Если бы не твой характер, о каких результатах своей многолетней работы надо мной ты могла бы рассуждать? Ты же сама видишь, что я меняюсь, это действительно так. Но это только для тебя, благодаря тебе, ради тебя. Ты наполнила меня содержанием, дала мне жизнь больше, чем мать.
Автор:
Я очень много думаю и анализирую всю свою жизнь. Попробуй и ты. С самого начала. И с того места, когда мы начали жить вместе. Ты – не тот мальчик, что был 20 лет назад. Вот попробуй вспомнить все без сердца и по возможности без чувств. Может, ты придешь к тому же, к чему уже пришла я. И мы поговорим об этом.
Умоляю тебя об одном: не хорони себя! Банальность, но на самом деле страдания бывают полезны, очищают, чему-то учат… По себе знаю. Катарсис. Переосмысление. Затертые слова, но верные.
Климов:
Значат ли твои слова, что, ты думаешь, наши 20 лет были сплошной ошибкой и что вот только сейчас… Я все время анализирую прошлое, настоящее и будущее. Усиленно. Время есть. Думаю, наши мнения не совпадают, да и хорошо. Хотя я знаю, что ты не считаешь, что то, что сейчас происходит, и есть то, о чем ты мечтала. Ну, что ж, тогда будет о чем поговорить, поспорить. Хотя и без этого есть. Мне так много тебе хочется сказать, да просто говорить, ощущать, что ты рядом, твое тепло, дыхание, взгляд. Сказать, что не хватает тебя – ничего не сказать. Пресная жизнь, теряющая всякий смысл, бесконечная суета, перемежающаяся паузами для краткого отдыха, и все это на дичайшем ощущении такой боли! Она стала моим спутником, постоянным ощущением бытия. Через нее я смотрю на мир, это мой последний рубеж, последняя миля. То, что отделяет и связывает одновременно. Боль разлуки, боль твоего отсутствия меня разрушает, и я чувствую приближение, чувствую. Но, пока я жив, я надеюсь, молюсь и стараюсь хоть что- нибудь успеть сделать. Я никогда не успокоюсь, не отступлюсь, это мне совершенно ясно. Потому что это часть меня, потому что это ты. Я не хороню себя, не пугайся. Не страшна смерть. Есть жизнь страшнее смерти.
Да еще доча! Какая она хорошая! Кто может еще так любить, не зависимо ни от чего, как наши дети.
А почему так долго не отвечала? Я уж думал, ты смертельно обиделась. Не звонишь… Что происходит? Интересно, приедешь ли на неделе?
Впрочем, пойми, я не давлю. Если нет настроения, желания, потребности – ничего не надо! Не хочу, чтобы ты через силу, из чувства долга или вины, что ли, поддавалась уговорам. Через силу – не надо.
