— Она — девушка не без средств, мистер Андерсон. Вам, наверное, уже бросилось в глаза, что ее фамилия лучше звучит по-французски? Ругон… Старинная французская семья, которая со времен Людовика XIV владела землями в низовьях Миссисипи и далее к западу, в Техасе.
— А я-то думал, что Сан-Антонио находится где-то на Восточном побережье.
— Чепуха! — проворчал Уолпол. — В самом центре Техаса, а точнее, там, где земля стоит ненамного дороже, чем трава для скота, растущая на ней.
— Еще два виски! — выкрикнул я. — Вы не возражаете?
— Она мне ничего не рассказывала, лейтенант, — продолжал Уолпол, так и не ответив на мой вопрос, — но я подозреваю, что у нее там есть небольшая нефтяная скважина. Теперь вы понимаете? — спросил он, насмешливо взглянув на меня.
Я понял его так, что мне лучше оставить всякую надежду. Она была девушкой из богатой семьи, принадлежавшей к тем же слоям общества, что и он, Уолпол, состоятельный человек, копавшийся в древней земле Кипра ради собственного удовольствия. Лейтенанта, маленького человека, поставили на место.
— Выпьем за это? — предложил я. — За небольшую нефтяную скважину мисс Ругон!
Наши бокалы звякнули, и создалось впечатление, будто мы скрестили шпаги, а не стукнулись стекляшками.
— Она достойна внимания, — пробормотал археолог, и его взгляд вдруг помрачнел. — Бармен, еще одну, без содовой!.. Вы, лейтенант, хоть и англичанин, но совсем неплохой парень…
— Благодарю вас, мистер Уолпол. А сейчас я пойду спать.
— Так не забудьте, в пятницу! — крикнул он мне вслед.
Восседая на высоком табурете, он по-прежнему напоминал обезьяну, и на его лицо падал все тот же ядовито-зеленый свет.
Той же ночью я составил срочное донесение в отдел контрразведки, в котором вынужден был признать свою неудачу. Правда, в секретных службах армии просчета списываются легче, чем в подобных гражданских ведомствах, где руководство постоянно испытывает давление прессы и общественного мнения, если расследование затягивается и задерживается привлечение преступников к ответственности. Военной контрразведке значительно легче затушевать свои ошибки и неудачи, да и источники финансирования у нее намного щедрее. Вот у меня, например, нет никаких забот. К своему донесению я приложил изъятый из собрания Уолпола кусочек барельефа с просьбой как можно скорее произвести специальную экспертизу.
Под утро я увидел во сне мисс Ругон. Я так и не смог вспомнить, в какой именно связи она мне приснилась, но хорошо помню, что произошло это именно в ночь на 22 августа. Как Натан Уолпол в своем дневнике, во сне я называл ее просто Элен. Это была до смешного дурацкая история, результат тех глупых мыслей, которые нужно было поскорее выбросить из головы.
Наша вторая поездка в Акротири протекала более драматично. Чтобы нам было не так скучно, Уолпол повез нас другой дорогой. Ехал он быстро, ни разу не засомневавшись в выборе пути, когда надо было сворачивать. Я невольно подумал о том, что дороги на острове он знает как свои пять пальцев. На этот раз он избегал широкого шоссе, которое вело на Фамагусту и неделю назад служило ему гоночным треком. Вместо этого он катил в хорошем темпе в южном направлении, к горам, и, лишь миновав Атиену, свернул налево.
Вскоре мы проехали мимо только что созданного военного лагеря, перед которым я, к своему удивлению, заметил легкие французские танки АМХ-13, изготовлявшиеся в Швейцарии и, как я знал, с успехом применявшиеся в Алжире. Техника, должно быть, только что прибыла, потому что ее на скорую руку прикрыли маскировочными сетками. Меня несколько озадачила расцветка. В то время как французы, ведя войну в североафриканских колониях, применяли для маскировки военных машин серо-зелено- коричневую окраску, эти танки были почему-то выкрашены в желтый цвет.
Однако ни мистер Уолпол, ни мисс Ругон не высказали свои соображения по этому поводу, и я решил, что они просто ничего не заметили. Да и вряд ли они сумели бы разобраться в премудростях маскировки военной техники, а я, слава богу, не собирался ничего разъяснять им. Меня это, наверное, занимало довольно долго, поэтому я оказался плохим компаньоном.
— Где же вы были в прошлую пятницу, мистер Андерсон, во время пресс-конференции? — спросила меня мисс Ругон.
Я вздрогнул. Мне только сейчас пришло в голову, что, стоя у засыпанного раскопа, она упомянула о какой-то пресс-конференции, назначенной на три часа пополудни. А я, выдававший себя за офицера по делам прессы, не явился на нее. Вот черт! Я допустил грубейшую ошибку. Это могло ее насторожить, а еще больше Уолпола, если он не тот, за кого себя выдает.
— Помешали служебные дела, — выдавил я из себя. — А что там было?
Она искоса взглянула на меня:
— Сэр Джон Хардинг утвердил смертные приговоры Цакосу, Микаэлю и Янису Пататунам. Он сообщил, что с этого дня киприотам запрещено пользоваться машинами, мотоциклами и велосипедами. Разумеется, он отдал такой приказ, руководствуясь благими намерениями, поскольку гораздо полезнее ходить пешком… Затем говорили об операции «Мэджик». Как обычно, генерал-губернатор ушел от конкретных ответов на заданные ему вопросы. Правда, он объяснил, что сосредоточение войск в Восточном Средиземноморье направлено только против Египта, если президент Насер закроет канал для прохода английских торговых судов, чего последний совершенно не собирается делать. Концентрация войск получила, как вам известно, изысканное название…
— …Операция «Цаубер», то есть «Волшебство»… — пробурчал со своего места Уолпол. — Для кодового названия больше бы подошло «Зловонное волшебство», лейтенант.
— Что вы хотите этим сказать?
— Что Иден явно блефует, — ответил он. — Ваш высокочтимый премьер должен поучиться у нашего государственного секретаря: искусство высшей политики как раз в том и заключается, чтобы дойти до грани войны, но не переступать ее.
— Я не уверен, что он блефует, — раздраженно заметил я.
— Война против Египта, — сказал Уолпол, — будет столь же непопулярна в глазах мирового общественного мнения, как англо-бурская война, которая велась в начале века, а в военном отношении столь же безуспешна, как Крымская кампания. Это так же верно, как «аминь» после завершения молитвы.
— С юридической точки зрения, как мне кажется, ваши обвинения, выдвинутые против полковника Насера, не выдерживают критики, — подлила масла в огонь мисс Ругон. — Любое суверенное государство имеет право национализировать частные компании законным путем, разумеется, выплатив им соответствующую компенсацию. Нечто подобное было, например, и в самой Англии. Вспомните, несколько лет назад английское правительство поступило так с угольными шахтами.
— С юридической точки зрения наши действия, возможно, кажутся не совсем обоснованными, — отбивался я, — но не в этом дело. На карту поставлены мощь и положение нашей страны, и вы это прекрасно понимаете. Суэцкий канал — жизненно важная артерия британского Содружества наций, и мы, англичане, должны позаботиться о том, чтобы никто не мог ее перерезать. Мы хотим остаться великой державой. И я думаю, что наше правительство не остановится ни перед чем, чтобы обеспечить наше будущее.
— Довольно аморальный тезис, — сказал Уолпол. — Однако хватит об этом. Вместо того чтобы препираться, я расскажу вам кое-что из истории Кипра. Это поможет вам лучше оценить то, что вы увидите в моем раскопе.
— Ради бога… — согласилась Элен, как я давно называл ее про себя.
— Древнейшими жителями острова были семиты. Затем на Кипре поселились финикийцы. Они основали самые крупные города: Саламис, Пафос, Амохостос — и распространили там свои религиозные культы. Позднее здесь начали селиться греки, преимущественно ионийцы и дорийцы, образовавшие девять крошечных государств. С восьмого века до нашей эры Кипр находился в зависимости от Ассирии, но греческим и финикийским царькам разрешалось управлять своими землями на правах вассалов. После
