противника есть боевые действия. Война продолжалась, но кто-то из начальства все же мог знать, что на окраине населенного пункта что-то находилось, поэтому и было написано это донесение.
За день до того, как бомба упала на бочки с бензином, десять солдат и фельдфебель, возвращавшиеся с побывки на фронт, попросили начальника финансовой части выдать им продовольствия на два дня. Речь шла о 660 граммах масла, 11 банках рыбных консервов, 4 буханках хлеба и 22 граммах чая.
– Где расположена ваша часть? – спросил тот.
– На Царице, господин начальник финчасти.
– Это всего лишь тридцать километров. Мы не можем выдавать продовольствие такими маленькими порциями, представляете, что будет твориться в наших отчетных книгах.
Солдаты и фельдфебель не представляли, но для всей этой истории это не так уж и важно. На следующий день одиннадцать человек покинули свои уютные палатки и, разжевывая последние корки хлеба, собирались отправиться в свою часть, которая была расположена «всего лишь» в тридцати километрах от склада. Начальник финансовой части сидел на обломке дымовой трубы и увидел, как командир этой группы посмотрел на дымящиеся и зловонно пахнущие остатки продовольствия и покачал головой. Бывший хозяин всего этого хозяйства, рассчитанного на снабжение продовольствием целой дивизии, встал и подошел к фельдфебелю.
– Вы не можете упрекнуть меня в некорректности моих действий.
Слова эти он произнес убежденно и твердо и пошел в направлении, противоположном тому, куда направлялись солдаты в свою часть на Царице.
Опровергнуть его слова было довольно сложно.
Прекращали ли русские свои атаки или поливали огнем позиции, солдаты рыли и строили. Батальоны глубже вгрызались в землю, стараясь улучшить свои оборонительные укрепления.
– Бездеятельность расхолаживает, – сказал однажды генерал Гейц генералу Шмидту во время своего посещения командования армии, на что тот ему ответил:
– Так точно, и даже больше, леность – это происки дьявола.
Если солдат не был занят какой-либо работой, у него было достаточно времени поразмышлять, кругом много говорили и сплетничали, так что слухов было достаточно: вскоре должно быть доставлено на самолете секретное оружие, с юга ожидаются две танковые армии, фюрер прибыл в Сталинград, Москва уничтожена какими-то непонятными силами, Испания и Китай объявили войну союзникам, корпус СС двигался маршем с севера, генерал Паулюс прилетел в ставку фюрера, дивизия «Великая Германия» вела бои уже в Калаче и т. д.
Последнее, скорее всего, могло быть правдой, так как в 44-й пехотной дивизии и в 3-й моторизованной дивизии видели четкие световые сигналы.
Никакого секретного оружия не было, на фронте уже использовались электрические пулеметы и танковые огнеметы, но когда такой пулемет стрелял из нескольких стволов, делая две тысячи выстрелов в минуту, то десять ящиков с патронами опустошались довольно быстро. То же самое происходило с танковыми огнеметами, хотя в уличном и наступательном боях такой огнемет оказался превосходным оружием – даже без зажигательной смеси это было серьезное оружие.
По железной дороге подъезжали запасные части, численность которых была, к сожалению, на уровне дивизий, и подъехать им удалось на расстояние только двухсот километров от котла. Ночью они высадились, чтобы залатать бреши в местах прорыва на Донецком фронте или препятствовать прорыву на центральном участке фронта, а также разделиться на временные формирования, чтобы в качестве пополнения войти в состав разбитых частей или быть задействованными в борьбе против партизан. Цели были какие угодно, но только не деблокировка Сталинграда.
Гитлер не был в котле. Что ему там было делать? Паулюс также никуда не вылетал, он ни разу не покидал котла.
Корпус СС, якобы подходивший с севера, всего-навсего был паролем, не более того, Испания и Китай даже не думали объявлять войну союзникам, а Москва еще не испытала на себе удар огненного кулака войны, за исключением нескольких бомб, упавших на город случайно. Деблокирующие части с севера подойти не могли, так как там было так же напряженно, как на центральном участке и на юге. То, что было сказано о дивизии «Великая Германия», также было из мира фантазий и грез, так как эта дивизия маршем двигалась на Харьков, а ее запасные части располагались в районе Полтавы.
Только сигналы, которые видели в 44-й пехотной и 3-й моторизованной дивизиях, действительно существовали. Это были настоящие световые сигналы, о которых будет сказано ниже, когда речь пойдет о группе прорыва, к которой принадлежал унтер-офицер Нивег.
Дивизии, располагавшиеся западнее Дона, во время ноябрьского отступления и в ходе боев в окружении лишились большинства своих запасов продовольствия и горючего, и теперь для того, чтобы уравнять в этом отношении все дивизии, необходим был приказ о перераспределении запасов. Нельзя было допустить, чтобы «зажиточные» дивизии на Волге имели все, а остальные ничего. Разумеется, не все шло так гладко, как хотелось бы, поскольку солдаты в дивизиях сидели на своих вещах и догадывались, что положение будет еще хуже. Во многих частях процветала двойная бухгалтерия, нелегальные запасы лежали «в подвале», а «бедные дивизии» получали мизер продовольствия и горючего.
Последний командир 16-й танковой дивизии генерал фон Ангерн недвусмысленно высказал свое мнение по данному поводу:
– Нелегально хранимое имущество и продовольствие – это хорошо и полезно, но если это способствует накопительству за счет других, тогда это зло.
Итак, было предложено равномерное распределение запасов, включая продовольствие для кормления солдат в обед и ужин. Стручковые плоды, мясные и рыбные консервы, хлеб и шока-кола были доставлены по воздуху, боеприпасы отправлялись в соответствующие горячие точки, снабжение горячим осуществлялось по одинаковым для всех правилам и с учетом количества машин в том или ином подразделении. Несмотря на это, подобные мероприятия были каплей в море. В результате проведенных квартирмейстерским отделом расчетов выяснилось, что после распределения запасов по всем частям армия сможет продержаться только до 28 декабря, если за это время не будет оказана значительная поддержка по воздуху.
В ноябре и декабре еще действовала железная дорога между Кривомусинской на западном участке фронта и Вороновом в западном углу фронта. Ее эксплуатация началась во время наступательных боев летом 1942 года, что очень помогло в отношении перевозки продовольствия, а также отъезда и приезда отпускников. До того времени железнодорожные пути между Калачом и Сталинградом не использовались. Майор Мут из 94-й пехотной дивизии может считать, что именно его заслуга была в том, что при наличии минимальных средств ему удалось отремонтировать несколько локомотивов. К Рождеству движение составов на этом участке постепенно прекратилось, так как закончился уголь.
Самым важным продуктом питания всегда был хлеб. Для того чтобы иметь возможность ежедневно выдавать хлеб всем войскам, с самого начала необходимо было установить хлебный паек в размере двухсот граммов в день, но уже тогда было ясно, что в ближайшем будущем паек придется сократить до ста граммов. Во избежание этого было решено грузить в самолеты не готовые буханки хлеба, а муку, к тому же это экономило место и позволяло перевозить больше груза. Попытка заменить хлеб мукой не удалась, так как хлеб, доставлявшийся до этого по воздуху, сразу выдавался войскам, что же касалось муки, то для выпечки хлеба требовалось три-четыре дня, а этого времени ни у кого не было.
Из-за недостаточного снабжения по воздуху к Рождеству уже невозможно было избежать нового сокращения хлебного пайка, но поскольку все же было Рождество, то о необходимости этой меры пока ничего не говорили, а сокращение пайка решено было провести 26 декабря. С этого дня хлебный паек весил пятьдесят граммов, в обед выдавался литр супа без жировых добавок; как правило, это был суп из бобовых, а вечером солдаты получали что-нибудь из консервов или еще раз жидкий суп. Все это в результате привело к упадку сил солдат практически во всех частях.
Для квартирмейстера в Сталинграде война означала прежде всего решение вопроса о материалах и снабжении, ведь снабженцы смотрели на все эти вещи иначе, чем офицеры в оперативном управлении.