Она сама засмеялась над нежностью своих слов, будто решившая притвориться смертной богиня.
– Было очень приятно работать у вас, – сказал Ной.
– Без вас мы бы не справились. – Доктор Тейер так часто повторяла эту расхожую фразу, что Ной совершенно уверился, что ее не стоит воспринимать всерьез. Он не мог понять, чего она ждет; у него было странное чувство, что она хочет, чтобы он заключил ее в объятия.
Ной взглянул в сторону апартаментов Дилана:
– Мне, наверное, надо попрощаться с Диланом.
Доктор Тейер повернула серебряную ручку.
– Ничего, я попрощаюсь за вас. Не беспокойтесь об этом.
Ной нехотя кивнул. Было жаль, что ему не дадут попрощаться, хотя он сам не понимал, в чем причина грусти. Дилану было наплевать на него, да и он не будет скучать по Дилану. Или будет?
– Ну ладно, – тихо ответил он.
– Он, наверное, смотрит телевизор или спит. А вы же знаете, какой он бывает, когда его зря беспокоишь, – весело сказала доктор Тейер.
– Знаю.
Доктор Тейер открыла дверь:
– Прощайте, Ной.
Тон у нее был одновременно представительный и извиняющийся, словно она давала отставку незадачливому любовнику. Когда он проходил мимо, она наклонилась вперед (пахнуло розовой водой) и поцеловала Ноя чуть ниже уха. Дверь мягко захлопнулась.
Из апартаментов Тейеров невозможно было определить, какая на улице погода: окна зашторены так плотно, что их могло бы и не быть вовсе. Выйдя из лифта, Ной увидел, что консьержи складывают черные зонты. Небо было ярким, светло-серым, а Парк-авеню погрузилась в шелковистую черноту.
– Ухты, льет как из ведра, верно ? – спросил Ной консьержей, подходя к двери.
– Да, – ответил один, – надо вам было посмотреть.
– Я сегодня в последний раз, ребята. Больше уже не приду.
Консьерж пожал плечами и открыл дверь.
Через двадцать минут у Ноя было занятие с Кэмерон. Пока он, поеживаясь, быстрым шагом шел через Сентрал-парк к резиденции Лейнцлеров, небо оставалось черным. Огромное серое здание расположилось напротив Музея естественной истории, его застывший силуэт четко выделялся на фоне грозового неба. Кэмерон спрятала копну черных волос под ядовито-розовую кепку с эмблемой «Янки»; надпись на толстовке с капюшоном гласила: «Мы, актеры, круче всех».
– Привет, Ной, что у вас стряслось? – спросила она, подводя его к письменному столу своего отца, где они обычно занимались. Стол привезли из Северной Африки, и его обтянутая черной кожей столешница была обширнее, чем у большинства обеденных.
– Ничего особенного. – Ной сел на марокканский стул и достал папку с заданиями Кэмерон.
– Вы сегодня такой мрачный!
Ной изобразил беззаботную улыбку:
– Да неужели?
Кэмерон придирчиво оглядела Ноя и покачала головой:
– А может, и нет.
– Ну как, готова к диктанту?
– В общем, да. Восьмой лист был очень трудный.
Кэмерон принялась писать слова. Ее мать была француженка, отец превосходно говорил по-немецки, а няня была родом из Латинской Америки. Это счастливая комбинация, и для ученицы-хорошистки у нее был прекрасный словарный запас. Ной смотрел, как она заполняет пропуски.
– Гурман, – она рефлекторно поднесла руку к животу, – это очень толстый человек, верно?
– Почти. Точнее, «человек, одержимый страстью к еде».
– Понятно.
– Я сегодня в последний раз занимался с сестрой Дилана. – Он никак не мог выбросить из головы Тейеров.
– Да? С Таскани? Она вреднющая, да?
– Да нет, она миленькая. Почему ты так решила?
Ну, не знаю. Она всегда казалась такой, – она ткнула в слово из списка, – надменной. Таскани Тейер надменная. И еще… – Кэмерон сделала многозначительную паузу и театрально округлила глаза, словно вот-вот должна была последовать развязка мелодрамы.
– И еще – что? – резко спросил Ной.
– Да нет, ничего, я не могу об этом говорить.
– О, если не хочешь, конечно, не говори…
– Ну ладно, знаете ее подружку, Монику? Высоченная такая, тощая, рыжая?
Ной кивнул. Вероятно, это была та девушка, с которой он видел Таскани возле магазина «Тайна Виктории», та самая, что одновременно казалась и лучшим другом, и смертельным врагом.
– Ну вот, сейчас они уже не дружат. – Кэмерон сделала еще паузу, словно собиралась на этом закончить, но продолжала: – У Моники есть такой красавчик консьерж. Немножко похож на Колина Фаррела. Ну вот, и один раз Таскани пришла к Монике, а консьерж позвонил сказать, что она пришла, а она не стала подниматься, а…
– Спасибо, я понял.
– Вы сами попросили.
– И совершенно напрасно.
– Ну и ладно. Я ничего не хочу сказать, наверняка она очень славная и все такое, но только все мои подружки говорят, что она шлюха.
– Они не должны так говорить.
Кэмерон передернула плечами:
– Как хотите. Подождите-ка, вы сказали, что больше не будете к ним ходить? А Дилану через месяц снова сдавать экзамен.
– Да нет же, у него все в порядке. У нас с Диланом все, – удивился Ной.
– Я слышала, его мать пыталась кому-то заплатить, чтобы СЭТ за него сдавал другой человек, но ничего не получилось. Так?
– Ничего не получилось, – осторожно подтвердил Ной.
– А моя подружка Исабель, – она показала на одну из шести взявшихся за руки белокурых девушек, чей снимок венчал ее зеркало, – на прошлой неделе гуляла с Диланом. Они с ним долго болтали, и он сказал, что готовится к СЭТу. Разве не вы с ним занимались?
– Только письменной частью. Математика и устная часть у него, вероятно, на уровне.
Ной лихорадочно соображал. С Диланом нужно заниматься только письмом, верно? Так сказала доктор Тейер.
– Да-а? – засмеялась Кэмерон. – Вам, конечно, виднее.
– Его семья мне ничего об этом не говорила. У них, вероятно, имеются на этот счет какие-то соображения.
В душе Ноя поднимался гнев, он чувствовал себя преданным – втихомолку, исподтишка. Могло быть только два варианта: либо доктор Тейер втайне от него наняла Дилану другого репетитора, либо она продолжала искать того, кто согласился бы сдать экзамен за Дилана. И та и другая возможность заставляла Ноя чувствовать себя неловко.
После занятий Ной бродил по Бродвею и глазел на витрины; ему не хотелось сразу возвращаться в узенькую комнатенку, которую они делили с Федерико. Выпил кофе в кафе «Старбакс», полюбовался через улицу на темные витрины уже закрывшейся «Банановой республики». Проверил мобильник: записка от Табиты с ободряющим текстом по поводу его писанины, но ничего от доктора Тейер. Ну еще бы.
Она позвонила шесть недель спустя, когда Ною уже удалось выкинуть Тейеров из головы. Он только что закончил занятие, включил телефон и сразу узнал ее характерный надтреснутый
