менее важно для утверждения римского господства, чем военное искусство, и что нельзя укрепить свой авторитет, оставаясь в глазах эллинистического мира «варварами».
Во главе считавших необходимым приобщиться к греческой культуре, так называемых филэллинов, стоял победитель Ганнибала и сирийского царя Антиоха — Сципион Африканский. Из среды его единомышленников вышли первые римские историки, писавшие свои труды по-гречески и для греков, с целью познакомить их с историей Рима и оправдать его действия. Историография сразу стала делом высокой политики, занятием, достойным государственного деятеля, даже часы досуга посвящавшего полезному родине делу. Почувствовав необходимость дать своим детям образование, знатные люди приобретали педагогов-греков, учивших их риторике, философии, литературе на греческих образцах, переводивших сочинения греческих авторов, между прочим, и драматургов. Театральные представления также были заимствованы у греков и вскоре приобрели широкую популярность среди римской публики. Римские драматурги обычно брали за основу греческие трагедии и комедии, часто соединяя несколько пьес в одну, приспосабливая их к римским вкусам. Стал развиваться и оригинальный римский жанр — так называемая сатура, первоначально ритмическая импровизация участников народных празднеств на разные, обычно шуточные темы, затем получившая литературную обработку и ставшая основой римской сатиры.
Среди филэллинов стал зарождаться известный индивидуализм, культ великих людей. Состоявшие при них поэты посвящали свои поэмы подвигам Сципиона и представителей других знатных семей. В том же кружке переводились греческие произведения, причем и такие, в которых религии давалось рационалистическое толкование, например доказывалось, что боги-это некогда жившие великие люди, которых обожествили за их заслуги и благодеяния благодарные им потомки, высмеивались гадатели и предсказатели.
Проникновение иноземных влияний, грозивших подорвать римскую традицию, вызывало резкую оппозицию среди крестьян и плебеев, переплетавшуюся с их оппозицией растущему влиянию филэллинской знати. Однако и те, кто представлял это консервативное, охранительное течение, не могли уже игнорировать греческую культуру, стараясь лишь переработать ее в римском духе и тем, по возможности, обезвредить. Так, например, участник Первой пунической войны Невий написал в стихах первую латинскую историю Рима, от путешествия Энея до конца Первой пунической войны. Главная тема его эпоса — римская доблесть. И хотя до нас дошли лишь незначительные отрывки поэмы, можно полагать, что у Невия уже была черта, характерная для всей римской историографии и тесно связанная с самой основой «римского мифа»: отношение к прошлому как к предуготовлению современного автору и прославленного им великого события, каковым для Невия была победа Рима над Карфагеном.
Противоречивость антиэллинской оппозиции наиболее ярко сказалась в деятельности ее признанного главы знаменитого Катона цензора, оставшегося в веках символом всех древнеримских добродетелей[39]. Выходец из семьи небогатых землевладельцев, Катон, сделав блестящую военную и политическую карьеру, всю свою долгую жизнь неуклонно сражался против «иноземных непотребств» и ратовал за «нравы предков». По его настоянию из Рима были высланы временно или постоянно проживавшие там греческие философы и риторы.
Сам Катон решительно отказывался говорить по-гречески. И тем не менее он не только хорошо знал этот язык, но усердно читал ту самую греческую литературу, проникновение которой в Рим, по его убеждениям, должно было привести к пагубным последствиям, изучая ее как врага, которого надо победить. Понимая, что без образования уже не обойтись, Катон составил для своего сына книги по истории, медицине, военному делу, ораторскому искусству, сельскому хозяйству. Но главным его трудом было историческое сочинение «Начала». Здесь он излагал историю основания и устройство италийских городов, как бы противопоставляя аграрную Италию суровых воинов и земледельцев изнеженной римской знати, а затем переходил к современным ему событиям. В ходе повествования он не называл ни одного имени. Греки, доказывал Катон, гнались за личной славой, их историю творили отдельные восхваляемые и воспеваемые герои. Величие Рима постепенно и неуклонно творил римский народ, и его мужество, стойкость и преданность родине создали нечто более великое, чем самые великие герои. Тысячи простых римских солдат совершали подвиги не менее замечательные, чем Леонид у Фермопил, но их имена остались неизвестными. Зато их дела, сливаясь с такими же делами их соратников и сограждан, обеспечили Риму его мощь и славу. Положения Катона прочно вошли в римскую идеологию, но приостановить проникновение эллинистического влияния он не мог.
В следующем поколении тяга к греческой культуре неизмеримо возросла. Со всех концов эллинистического мира в Рим свозили картины и статуи, платили бешеные деньги за образованных греческих рабов. Римляне все больше привыкали к театру, черпая из пьес краткие афоризмы греческой философии. Появилось много новых поэтов и драматургов. Как и прежде, их покровителями были члены семьи и друзья Сципионов, возглавляемые героем Третьей пунической войны Сципионом Эмилианом. Греческие философы стали теперь частыми гостями, а иногда и постоянными обитателями Рима, учителями молодежи из среды римской аристократии. Римляне приобщались к той основной системе понятий и представлений, которые сформировались за долгий период развития греческой философии и служили отправными пунктами для различных, часто весьма несходных течений[40].
Одним из таких кардинальных представлений была идея гармоничности и всеохватывающего единства мира, космоса, природы. В этом смысле античное мировоззрение можно назвать монистическим в отличие от тех свойственных иным культурам систем, которые исходили из дуализма, противопоставления добра и зла, мира и бога, бога и дьявола, естественного и сверхъестественного как основных равноправных принципов. Для античного человека, собственно говоря, ничего сверхъестественного в нашем понимании этого слова не было, так как все имело свое место в объединявшей огромное многообразие вещей и явлений природе. Камни, растения, животные, люди, демоны, полубоги, боги, земля, луна, солнце, планеты, звезды были сочленами единой, целесообразной, стройной и прекрасной системы, пронизывались и объединялись неким единым принципом, началом, сущностью. Вне этой системы, вне природы ничего быть не могло. Боги занимали высшее место в иерархии ее структуры, но их бессмертие, совершенство, могущество, ставившие их намного выше человека, были так же естественны, как и разум и способности человека, ставившие его выше животных. Не было здесь по существу места и абсолютному, самостоятельно существующему злу. Зло воспринималось скорее как отсутствие, недостаток добра, отступление по тем или иным причинам от даваемой самой природой нормы. Природа, мир, космос часто сравнивались с огромным полисом, в котором, как в реальном полисе, все сущее составляет единое целое, одинаково причастное к тому общему, что его связывает, хотя каждый его сочлен имеет что-то принадлежащее лично ему, занимает свое определенное место и играет свою определенную роль.
Из этого общего постулата следовали выводы, так или иначе разделявшиеся различными учениями. Поскольку мир прекрасен и совершенен, зло чаще всего рождается неведением естественно предопределяющих добро законов природы, и искоренить его можно, познав эти законы и следуя им. Человек знающий, мудрый будет лучше, чем незнающий, а потому заблуждающийся. Чем он будет лучше, добродетельнее, тем ближе он будет стоять к совершенной природе, а значит, тем более он будет счастлив. Счастье же есть естественное состояние человека, как и любого другого существа, составляющего часть блаженного в своей гармонии целого. Наиболее блаженны боги, ибо они, находясь в непосредственной близости к первоисточнику гармонии и красоты, наиболее мудры. Люди, занимающие в мировой иерархии следующее место после богов и полубогов, обретут счастье и красоту по мере приближения к богам. Знание, мудрость, добродетель, красота и счастье сливались таким образом в единое целое.
Таков был в общем исходный пункт. Споры шли по вопросам, связанным с его интерпретацией и практическим приложением. Какова та первооснова, которая сообщает единство космосу? Материальна ли она, или нематериальна, и каким образом в обоих случаях она, будучи простой единой целостностью, порождает множественность реально существующих, сложных, многообразных количественно и качественно предметов? Безграничен или ограничен во времени и пространстве мир, был ли он некогда создан и со временем погибнет, чтобы смениться новым, восходящим к той же первооснове миром, или он не создан и вечен? Материальна ли и смертна душа человека, или нематериальна и бессмертна? Управляют ли жизнью мира и людей некие фатальные необходимые законы, или наряду с определенными законами и цепью обусловливающих друг друга причин и следствий действуют также случайность, свободная воля, свободный выбор и соответственно налагаемая ими на человека ответственность за свои поступки? Вмешиваются ли боги в дела мира и людей или мир подчиняется своим собственным, заложенным в нем
