Митры.
Иранский дуализм, исходивший из извечной борьбы добрых и злых богов, давал простой ответ на вопрос о происхождении в мире зла и столь же простые жизненные правила. Верховным божеством митраистов было бесконечное время, отождествлявшееся с греко-римским богом времени Кроносом- Сатурном и изображавшееся в виде человека с львиной головой. Обожествлены были и отдельные промежутки времени: Век — Айон, сезоны года. Митраисты почитали также (идентифицировавшиеся с греко-римскими богами) планеты, знаки Зодиака, землю, воздух, воду и особенно всеочищающий огонь.
Митра был добрым богом-посредником между небом и землей, — верховными божествами и людьми. Он был рожден скалой и увидевшие его пастухи принесли ему в дар первые плоды. Митра вступил в поединок с Солнцем, но затем заключил с ним мир и союз и возложил на него лучистую корону. Центральным подвигом Митры была его битва с быком, созданным верховным богом. Убив быка, Митра сотворил из его мозга и крови полезные растения и животных, душа же быка под охраной собаки, помощницы Митры, вознеслась на небо и стала богом-хранителем стад. Злой бог Ариман, враг Митры, желая повредить людям, наслал на них засуху, но Митра стрелой выбил из скалы источник. Он спас людей от наводнения, затем от огня. Окончив свои труды, Митра после прощальной трапезы с Солнцем вернулся на небо, но и оттуда продолжал защищать верных, борясь с Ариманом как в космосе, так и в сердцах людей. В конце света Митра снова придет на землю, одержит окончательную победу над силами зла и очистит землю мировым пожаром. Задача его последователей — способствовать победе добра над злом, блюсти верность чистоте и добродетелям, в первую очередь справедливости и мужеству. После смерти душа посвящённого в мистерии Митры должна была пройти планетные сферы, постепенно очищаясь от всего земного, и, достигнув под руководством Митры восьмой, высшей сферы, получить возможность наслаждаться там блаженством в кругу богов. Посвященные в мистерии проходили ряд ступеней: «воронов», «львов», «персов», «отцов» и др.
Культ Митры переплетался с другими солнечными культами и с культом малоазийской богини Кибелы, в честь которой совершались торжественные очистительные жертвоприношения быка и устраивались сопровождавшиеся красочными процессиями и обрядами празднества. Все эти новые религии не противопоставляли себя ни старым античным, ни императорскому культу. Напротив, верующие одновременно призывали множество различных богов, в том числе и обожествленных императоров. В герметических трактатах говорилось о божественной природе правителей, занимавших свое место в иерархии небесных сил, о долге безоговорочно повиноваться им, так как их посылает на землю бог. Идеологический разброд в высших и средних слоях отражал лишь переживаемый ими кризис, а не реальный протест против существующего строя.
Такой протест зато все более созревал в низах, получив свое наиболее полное выражение в раннем христианстве. Этой новой фазе в истории религии, по словам Энгельса, «предстояло стать одним из революционнейших элементов в духовной истории человечества»[108]. Революционизирующее умы учение не явилось на пустом месте, а впитало в себя множество разнообразных идей и течений. Но определило его судьбу не это, а то новое, что оно дало само, тот отличный от суммы отдельных элементов синтез, который наиболее полно удовлетворял запросам миллионов современников, а потому овладел их умами и душами. Образом Иисуса Христа, сына великого всемогущего бога, воплотившегося в сына плотника и принявшего рабскую казнь во искупление грехов человечества и ради его спасения, возникающее христианство ответило на потребность масс в положительном идеале. Оно ставило перед верующими какую-то новую цель, соединяя надежду на личное бессмертие с надеждой на всеобщее спасение и обновление в долженствующем наступить «царствии божьем». Оно обосновывало идею братства людей, равных в грехе и искуплении, и санкционировало окончательный разрыв верующих с официальным миром.
Все официальные ценности последовательно отрицались ранним христианством. «Вечный Рим» становился царством сатаны, которое ждет неминуемая кара за его злодеяния и причиненные массам людей страдания. В противоположность «золотому веку» самое понятие «век» стало в христианстве синонимом зла, «люди сего века» — синонимом грешников. Решительно отрицалась и «мудрость века», т. е. культура классов с ее учением о доступной лишь мудрому добродетели. Напротив, добродетель связывалась с доступными всякому рабу и труженику простосердечием, милосердием, непосредственным чувством, чуждым ухищрениям разума. Не только культ богов, но и императорский культ отвергался христианами, а некоторые проповедники доказывали, что римские правители, начиная с братоубийцы Ромула, — злодеи и насильники, которым следовало бы запретить даже входить в храм, а не то чтобы нм поклоняться. Любовь к людям, служение им противопоставлялись служению Риму, строившему свое величие на угнетении подчиненных. Из тех, кто в грядущем обретет спасение, исключались богатые и праздные, царствие божье могло стать достоянием лишь бедных, трудящихся, кротких, любящих ближнего.
Однако в раннем христианстве не было пассивного непротивления злу в том виде, в каком оно оказалось привнесенным в него позже. Призывая прощать обиды, не обращаться в суды, повиноваться властям и господам, оно лишь до логического конца доводило присущее народной идеологии периода империи стремление соединить неизбежную для раба и трудящегося бедняка жизнь в миру с максимальной от него отгороженностью. Прощая обидчику, воздавая «кесарю кесарево», исполняя свои мирские обязанности, раб и бедняк старались не дать власть имущим вмешаться в их жизнь, смутить их душу, их внутренний мир. Так они охраняли свою свободу, которая теперь в отличие от времен, когда свобода и гражданство были неразрывно связаны, могла быть достигнута лишь с преодолением деления людей на граждан и неграждан, рабов и свободных.
Отход масс от официального мира и его ценностей как раз в то время, когда идеологический фактор приобретал все большее значение, делал христианство революционным течением. Подрывая моральную опору империи — веру в ее необходимость и вечность, оно приближало ее крушение.
Зародившись в низах, христианство по мере ухудшения положения империи стало распространяться во всех слоях, привлекало все оппозиционные элементы. Прилив в христианские общины представителей средних и высших кругов, интеллигенции обусловил формирование крепнущей церковной организации во главе с епископами и подчиненным им клиром и усложнение христианского вероучения за счет приспособления к нему элементов античной философии. Все это приводило к яростной полемике между различными направлениями. В их взаимной борьбе во II–III вв. складывается первая христианская богословско-философская литература.
Формируется и христианское искусство. В ранней живописи и скульптуре катакомб, где христиане тайно собирались и хоронили своих покойников, было еще много от античного реализма, античных традиций. Широко использовалась символика, частично заимствованная из языческой символики простого народа, например изображение орудий труда, в первую очередь плотничьих инструментов (Иисус — сын плотника), растений, птиц, животных, символизирующих мир, чистоту, победу над злом, возрождение. К этому прибавлялись собственно христианские символы — рыбы, голуби, изображения на евангельские темы и изображение самого Христа, особенно в образе «Доброго пастыря» — юноши, несущего к своему стаду на плечах заблудшую овцу. Эти картины, рельефы, скульптуры, как и памятники народного искусства язычников, не отличались высоким мастерством исполнения, были во многом наивны, но им не были свойственны мрачная неподвижность и абстрактность позднеантичного искусства господствующих классов в той же мере, в какой народной идеологии являлись чуждыми их пассивность, пессимизм и особенно индивидуализм. Лишь впоследствии, когда христианство стало государственной религией, его искусство восприняло упадочные черты позднеантичного языческого искусства.
Правительство, первоначально не удостаивавшее христиан особым вниманием и лишь время от времени преследовавшее наиболее активных, начало принимать против них все более решительные меры. Нежелавших отречься казнили, ссылали в рудники, конфисковали их имущество. На христиан, обвиняя их в противоестественных пороках, кровавых обрядах, ненависти к роду человеческому, натравливали сограждан, видя в этом средство дать выход накопившемуся недовольству. Против христиан стали выступать языческие писатели, называя их, как и народных киников, невежественными ремесленниками, критикуя несообразность их учения, грубость языка и скудость мысли[109] .
Некоторые руководители христианских общин пытались найти пути к примирению, обращались к императорам с трактатами, в которых доказывали, что христиане, хотя они и отказываются признавать
