с унтер-офицером Фундингером.
Гейнц Фундингер, когда его схватили, отнюдь не тешил себя никакими иллюзиями. Не тешил даже тогда, когда подполковник отпустил обоих солдат, которые привели его в вагон, а допрос превратил в обыкновенную беседу. Гейнц знал, что отсюда, как и из штаба Тихонова, ему выхода нет. На этот раз они его захватили крепко. Гельмута, который сопровождал его, уже нет в живых. Едва они приземлились в районе Умани, как за ними начали охотиться гитлеровцы. Сначала Фундингер даже позавидовал Гельмуту, которого фашистам не удалось захватить живым. Произошло это перед городом. Солдаты, которым приказали доставить его в город, выглядели очень уставшими. Война измотала их. По дороге они давали Гейнцу фляжку с красным вином и живо интересовались, можно ли у русских остаться в живых. Это придало Фундингеру мужества и вселило надежду на чудо. На допросе у начальника разведки группы армии он старался быстро отвечать на все задаваемые ему вопросы, одновременно прикидываясь простачком.
Начальник разведки в первую очередь поинтересовался, где расположилась делегация, возглавляемая Зейдлицем, есть ли там поблизости площадка, на которой мог бы сесть самолет, и какая там охрана.
— Зейдлиц и его люди находятся где-то на Днепре между Напевом и Черкассами, — беззастенчиво врал Фундингер. — Живут они в комфортабельном доме, который построен по приказу группенфюрера Гилле для эсэсовцев.
Гейнц описал и место, и здание, в котором якобы жил Зейдлиц. Офицер записал все это в блокноте, а затем сказал, что вполне возможно, что он, Фундингер, в случае необходимости может быть использован в операции по захвату Зейдлица и его людей. Фундингер подумал и сообразил, что такую операцию гитлеровцы вполне могут попытаться провести с целью захвата Зейдлица, Корфеса, Хадермша живыми или с целью немедленного уничтожения. Единственное, чего никак не мог понять Фундивгер, заключалось в том, почему начальник разведки так подозрительно» интересуется капитаном Вандаме. Откуда Гейнц Фундиигер мог знать, что у начальника разведки на столе лежит донесение о телефонном разговоре, который вел капитан со штабом немецкой дивизии, после чего его начали разыскивать, сообщив начальнику отдела 1с, что этот человек выполняет в плену очень важную задачу. Сейчас Фундингеру было сказано, что он должен помочь командованию разыскать капитана Вандаме.
Начальника оперативного отдела подполковника Шульце-Бютгера интересовало расположение советских войск, но на подобные вопросы Фундингер отвечал уклончиво, и подполковник, видя, что этот разговор ничего не дает, заговорил о судьбе немецких солдат, попавших в котел.
— Пробить коридор с помощью танков, как вы сказали, вам, господин подполковник, не удастся. На самолетах вылететь из котла и то не удастся. Вы мне только что объяснили, что на клочке земли величиной с носовой платок не может приземлиться даже «физелер-шторьх», уж не говоря о Ю-52. Да и что на нем можно увезти! Сюда нужно посылать «летающие вагоны» — шестимоторные Ме-323. — Доверительным тоном Фундингер перечислил подполковнику все способы, какими еще можно спасти солдат, попавших в окружение, и сделал он это так, чтобы начальник оперативного отдела понял, к каким последствиям приведет войска упрямство Штеммермана.
— Господин подполковник, — продолжал Фундингер, — вы способны делать сравнения. Посмотрите, где наши войска находились год назад и где они находятся сейчас. И кто знает, где они будут находиться в следующем году, если до этого не будет покончено с войной.
— Что вы имеете в виду? — подчеркнуто холодно спросил Шульце-Бютгер.
— Если до этого вал русского наступления… не докатится до самого Берлина.
— Вы имеете в виду капитуляцию?
— Я имею в виду то, что там живут мои родители, — проговорил Фундингер, вспомнив о заживо погребенных в подвалах жителях, затем откровенно заговорил о том, что он, чертежник Гейнц Фундингер, действительно выступает за немедленное прекращение войны, за капитуляцию, которую предлагают русские.
«Значит, речь идет о переговорах с русскими?» Шульце-Бютгер насторожился. Если бы это зависело лично от него, то он еще в прошлом году начал бы с ними переговоры. Верхушечная оппозиция имела намерение уполномочить Фридриха Вернера Шуленбурга вести сепаратные переговоры с представителями советского правительства, предварительно перебросив Шуленбурга через линию фронта. Однако эти намерения так и не удалось осуществить. Не без отвращения вспомнил Шульце-Бютгер грязные махинации Манштейна, который лицемерил перед графом Шуленбургом, вместо того чтобы открыто сказать свое «нет». Самое тяжелое для подполковника заключалось в том, что он начал сомневаться даже в Беке, который был для него идеалом, так как Бек приказал прекратить всю подготовку по переброске Шуленбурга через линию фронта. И произошло это вскоре после того, как англичане информировали Бека и Герделера об открытии второго фронта. Намек был недвусмысленным, и стало ясно, в каком направлении должна была действовать группа Бека — Герделера.
Генерал-полковник Людвиг Бек после событий 1933 года стал союзником новых заправил власти, потому что надеялся на то, что они выведут Германию на первое место в Европе. Его более поздние разногласия с Гитлером касались не вопросов подготовки войны, а лишь преждевременного, по мнению Бека, начала ее, хотя как форсирование вооружения, так и планирование самой войны проводились под непосредственным влиянием и руководством начальника генерального штаба Людвига Бека, точно так же, как и опробование нового вооружения и боевой техники в Испании, и крупные маневры войск в сентябре 1937 года, которые можно было рассматривать не иначе, как начальную ступень разработки плана «Барбаросса».
Шульце-Бютгер знал, что штаб маневров тогда располагался в двадцати пяти километрах южнее Грейфсвальда. На этих маневрах кроме военного министра рейха фон Блюмберга присутствовал и подполковник Хойзингер, который впоследствии возглавил оперативное управление ОКБ, а танковые силы подчинялись генерал-майору Гудериану, который, обогатившись опытом маневров, бросил в 1941 году свою танковую группу на Москву. Главная цель маневров заключалась в увязывании взаимодействии трех родов войск в условиях ведения наступательных действий. Маневры проводились на местности, по своим условиям похожей на восточноевропейскую. При этом чрезвычайно большое внимание уделялось фактору внезапности и окружению главных сил «противника». Впервые в присутствии высокопоставленных военных из-за рубежа (по чистой случайности и из Англии) и ведущих германских индустриальных тузов демонстрировалось наступление целой танковой дивизии (600 танков), проводимое при поддержке авиации и групп парашютистов. Как начальник генерального штаба Бек еще в 1937 году являлся одним из инициаторов военного нападения на Советский Союз. Шульце-Бютгер подозревал, что переговоры, которые теперь намеревались вести с Советским Союзом члены делегации, преследуют цель хоть в какой-то степени сдержать действия Советской Армии, чтобы в то же время за его спиной вести секретные переговоры с западными державами о заключении сепаратного мира.
Додумавшись до такой мысли, подполковник постарался не домысливать последующее, так как тогда он вольно или невольно понял бы, насколько хитра была верхушечная оппозиция, к которой он примкнул…
Кадровый офицер, он считал планируемую Беком замену фашистской диктатуры диктатурой военной касты самым лучшим выходом. Единовластие главы государства, который отвечает за свои действия только перед богом, а не перед каким-то там парламентом, он воспринимал как нечто вполне законное, однако мысль о возврате к кайзеровскому рейху во главе с тогдашним кронпринцем Фердинандом казалась ему не совсем подходящей. Еще меньше ему нравилось то, что в программе Бека — Герделера полностью отсутствовало право на образование политических партий, что, по его мнению, могло вызвать недовольство во многих слоях населения. Политику присоединения Австрии, Судетской области и обширных колониальных владений к Германии он считал далеко не умной.
Не раз он задавал себе вопрос: в чем, собственно, заключается разница между верхушечной оппозицией и приспешниками Гитлера? А стремления к проведению сепаратных переговоров с западными державами тех и других — разве они не свидетельствовали о желании добиться одной цели: обезопасить собственный тыл для того, чтобы иметь возможность бросить все силы против России? И разве стремление направить Шуленбурга в Москву не является доказательством нечестной игры, которую вели заговорщики?
