- Я ищу комиссара, - неприветливо ответил Метцендорфер.
- Н-да, - сказал ассистент, - нелегкие у вас поиски! Я тоже не знаю, где он. Он в отпуске. - Занятый своими мыслями, он прибавил: - Только шляпу, свою шляпу он нам оставил на память!
Метцендорфер не знал, как быть.
- Досадно! - сказал он. - Крайне досадно! Понимаете, господин Грисбюль, я кое-что выяснил, и мне хотелось бы довести это до сведения комиссара…
Грисбюль отрицательно покачал головой.
- Опоздали, - сказал он, - комиссар и слышать об этом не хочет. Рапорт ушел к следователю… Для нас этого дела больше не существует.
Адвокат пожал плечами.
- Знаю, - согласился он, - и, говоря по правде, ничего нового не выяснилось, во всяком случае ничего такого, что меняло бы состав преступления.
- Вот видите, - равнодушно отозвался ассистент и, повернувшись к секретарше, чуть приподнял лист бумаги в машинке, чтобы прочесть последнюю строчку и продолжить диктовку.
- Я говорил с этой Джиной Трициус, - добавил только Метцендорфер, собираясь уйти.
- Что? - сказал Грисбюль и прибавил на своем жаргоне: - Фифочка? Или что-нибудь другое?
Чтобы потом не разочаровать ассистента, адвокат сразу сказал:
- Но я не нашел тут ничего сенсационного, да и господин Брумерус тоже.
- Брумерус? - спросил Грисбюль.
- Да, - ответил Метцендорфер, - я застал его у фрау Маран.
- Ах, вот оно что, - удивился ассистент, - ну, это вам надо бы рассказать мне. - Поймав любопытный взгляд секретарши, он сказал: - Я имею в виду - насчет Трициус! - и прибавил:-Не здесь, господин Метцендорфер! Перейдемте в другую комнату.
Потом они сидели там, как уже было однажды, Грисбюль за столом комиссара, а Метцендорфер - напротив, и шляпа Гроля подрагивала на вешалке, когда по улице, сотрясая мостовую, катились грузовики.
- Я понимаю, - сказал Грисбюль, - что, собственно, краду у вас время, господин Метцендорфер. Ведь разговор у нас частный. Я, как и вы, прекрасно знаю, что в деле Марана вряд ли что-либо изменится. Но поймите меня: возникает какое-то странное чувство, когда тебе сообщают, что после попытки убийства потенциально убитый навещает супругу своего потенциального убийцы! - Он подумал и прибавил: - В людях очень легко ошибиться. Я иногда считал Брумеруса человеком холодным и равнодушным, вполне возможно, что он таков и есть, но вот его все-таки как-то задело, что женщина теперь осталась совсем одна.
Адвокат был того же мнения.
Он описал, в каком неловком положении оказался, появившись на вилле, и Грисбюль, игравший карандашом, не смог подавить улыбки.
Итак, они прошли в комнату. Метцендорфер с невольным подозрением ее осмотрел, но не обнаружил никаких признаков того, что в ней происходило что-либо, помимо беседы. Это его удовлетворило. Едва они сели, Маргит Маран спросила:
- Как мой муж?
- Я был у него сегодня, - ответил Метцендорфер и невольно взглянул на Брумеруса.
- Право, не обращайте на меня внимания, - заметил тот.
- Так вот, - решился заговорить адвокат, - боюсь, что он в скверном состоянии. Он апатичен. Он ничего не хочет. Он не замечает окружающего. Не думаю, - Метцендорфер отвергающе поднял обе руки, - чтобы он тешил себя пустыми надеждами относительно исхода процесса, вот уж нет! Но он отказывается от всякой защиты. Он еще доставит мне хлопот своим поведением. Собственно… - Метцендорфер помедлил, потом быстро продолжал: - Больше всего, по моему впечатлению, его угнетает то, что он убил ни в чем не повинного человека.
Возникла пауза. Маргит Маран молча глядела в одну точку. Брумерус постучал сигаретой по пепельнице, серый червячок пепла упал и рассыпался. Обессилевшая букашка билась о лампочку. Это вызывало безотрадный шорох, и так же безотрадно дрожала, замирала и снова дрожала ее тусклая тень на абажуре.
- Ни в чем не повинного! - задумчиво нарушил тишину Брумерус. - Это означает, что господин доктор хотел убить виноватого и что он и сейчас еще считает виноватым меня. Удивляет меня, - он снова постучал сигаретой по пепельнице, хотя пепла не было, - удивляет меня, собственно, лишь то, что такой интеллигентный человек не задается и в течение трех лет явно не задавался вопросом, где следовало бы искать вину, если уж ее вообще искать! Ведь ни с того ни с сего женщина не отворачивается от своего мужа!
- Рихард! - умоляюще сказала Маргит Маран, и Метцендорфера покоробило, когда он услыхал имя этого человека из уст жены своего друга.
Брумерус не взглянул на нее. Он пробормотал:
- Ладно, ладно, Маргит! Я не стану больше говорить об этом. Только меня это удивляет, и удивляет давно!
- Во всяком случае, - направил разговор адвокат, - это факт, и я должен буду с этим считаться. Сильнее всего угнетает его то, что он убил человека ни в чем не виновного, к тому же молодого, у которого добрая часть жизни еще впереди. Мне показалось сегодня, что он только и видит перед собой прекрасные дни загубленной им жизни и в ужасе от сознания, что лишил их Альтбауэра. Да, - сказал он, - так, видимо, обстоит дело.
В комнате опять воцарилась тишина. Наконец хриплым голосом Маргит Маран спросила:
- Может быть, он чего-нибудь хочет? Что я могу сделать, чтобы… - она запнулась, - облегчить ему пребывание там?
- Ничего, - сказу же ответил Метцендорфер и, подняв голову, посмотрел на Маргит, - решительно ничего! Он воспримет все только как обузу, нет, как добавочное бремя. По крайней мере сейчас - Он сделал неопределенное движение рукой. - Может быть, позднее! Нам надо подождать.
Маргит вздохнула, но промолчала.
- Он попросил меня, - сказал адвокат, - присмотреть за вами. Его огорчает то, что вы теперь всеми покинуты.
- Ну конечно, - взглянув на адвоката, включился в разговор Брумерус, - вам не следует говорить ему этого, господин Метцендорфер, но фрау Маран вовсе не покинута. Вы же видите, что я здесь, и я уже обо всем позабочусь. Понимаете, - он посмотрел мимо адвоката в полумрак комнаты, - я здесь на правах старого друга, если так можно выразиться. Что прошло, то прошло. Но тем ценнее, может быть, то, что осталось. Для обеих сторон, господин Метцендорфер. - Он говорил очень серьезно.
Маргит Маран внимательно глядела на него, адвокату даже показалась - голодными глазами. Когда Брумерус умолк, она неслышно вздохнула, кивнув, однако, головой, и Метцендорфер понял, что она действительно так и воспринимает приход Брумеруса. Он почувствовал облегчение. Обмана, казалось, тут не было, да и не могло быть. И он нашел утешительным, что какая-то человечность все-таки сохранилась.
Тема была, по-видимому, исчерпана, и Брумерус, кажется, тоже так думал. Он сел удобнее, закинул ногу на ногу и спросил Маргит Маран:
- Может быть, твой гость хочет поесть или выпить? Метцендорфер покачал головой в знак решительного отказа.
- Как угодно, - сказал Брумерус, словно он здесь хозяин. Он снова переменил тему: - Вы упомянули, что пошли по каким-то следам, господин Метцендорфер? Известно ли наконец, кто этот Альтбауэр и зачем он, собственно, забрался на мою дачу? - И, закурив новую сигарету, прибавил: - Ведь меня, как вы понимаете, это действительно интересует!
Метцендорфер прекрасно понимал это и потому рассказал о своих странствиях. Маргит Маран слушала его молча, глаза ее расширились и блестели. Брумерус слушал внимательно, то и дело задавая
