Глава двенадцатая
Инспектор уголовной полиции Биферли считал, что наступил его большой день.
Восемнадцатого ему позвонил Гроль и уведомил его о некоторых мерах. Этот звонок подействовал на Биферли, как дурман. Он сразу же стал недоступен для своих сотрудников. Он строго наказал звать его к телефону только в том случае, если речь будет идти об убийстве или о чем-то подобном. Напыжившись, он сказал:
- С мелочами вы хоть раз и сами, надеюсь, управитесь?
Затем звякнул ключ в двери его кабинета. Он заперся.
Его письменный стол был вскоре завален бумагами - схемами, чертежами. Он обдумывал их и поправлял. Он составлял план битвы. Биферли жалел, что в его распоряжении так мало полицейских. Он размышлял, не потребовать ли подкрепления из соседних округов. Он собирался обсудить это с Гролем.
Обед дома проходил в молчании. Жена Биферли знала приметы «грозового настроения», сыну Константину было велено молчать и не стучать ногами по ножкам стола.
Порывистый ветер дул прямо навстречу машине. Казалось, что чьи-то руки стараются потеснить ее назад, Грисбюлю приходилось крепко сжимать руль, и все же он чувствовал легкое виляние автомобиля. Дорогу покрыла морось: шины оставляли блестящие следы. Ветровое стекло было забрызгано, Гроль глядел сквозь него, как сквозь туман, прозрачен был лишь сектор, на который хватало «дворника».
Спутники молчали.
На этот раз, к удовлетворению Гроля, они поехали по автостраде номер 2. Комиссару не хотелось встречаться с Брумерусом, если тот явится в Бернек. Ему не хотелось проезжать мимо дома Марана, где Брумерус мог коротать часы ожидания.
Проехав мимо полицейского участка, они поставили машину на соседней улице. Ассистент приобрел новую привычку: перед каждой поездкой и по прибытии на место он обходил свой «мерседес» и словно бы в знак благодарности постукивал пальцами по звезде на радиаторе. Гроль терпеливо наблюдал за этим ритуалом, усматривая в нем проявление одного из немногих приятных качеств Грисбюля.
Когда они, покрытые уже серыми блестками влаги, подошли к полицейскому участку, Гроль взглянул на окна, за которыми, как он знал, восседал Биферли; он вздохнул, увидев за стеклом знакомую круглую голову. Своему ассистенту, однако, он ничего не сказал по этому поводу.
Биферли сидел за столом, когда они вошли, и при виде их изобразил удивление. Гроль как ни в чем не бывало повесил шляпу и пальто на крючок. Затем он уселся напротив Биферли и знаком подозвал Грисбюля. Он сказал:
- Я сообщил вам по телефону, что #769; меня интересует. Я хотел, чтобы вы были в курсе дела.
- Отлично, отлично! - подтвердил Биферли и, дрожа от возбуждения, извлек свои стратегические планы. - Я набросал несколько вариантов. Может быть, взглянете.
Листы бумаги лежали на столе. Биферли делал широкие жесты. Он объяснял. Он подчеркивал преимущества, признавал недостатки, отмечал, что для расследования особо тяжких преступлений в таком округе, как Бернекский, не хватает обученного персонала, предлагал привлечь к операции сотрудников из Байрейта или Нюрнберга. Его короткие ручки находились в непрестанном движении. Слова струились из его маленького рта, как вода из лейки.
Гроль слушал молча. Глаза его скользили по планам.
Биферли кончил, сел опять в свое кресло, умолк в ожидании.
Гроль поднял брови и спросил Грисбюля:
- Что вы думаете на этот счет?
Ассистент пожал плечами. Комиссар поглядел на Биферли и спокойно сказал:
- Я такого же мнения!
Биферли недоуменно вытаращил глаза.
- Какой же вариант вы предпочитаете? Я не понял.
- Никакого! - ответил Гроль, сгреб бумаги, аккуратно сложил их и протянул Биферли, объясняя: - Если вы, чтобы поймать мышь, запрете в комнате, где она завелась, восемь кошек, мышь наверняка не высунется из норки!
- Как так восемь кошек? - спросил Биферли с первой ноткой негодования в голосе.
- Можно и девять, и семь, - уступил Гроль.
Биферли разинул рот. Грисбюлю впервые стало жаль его, и он сказал:
- Мы не должны привлекать к себе внимание. Три человека - и все. Вы, комиссар и я.
Биферли отпрянул к спинке кресла. Он не понимал. Наконец он выдавил из себя:
- Вы не принимаете ни одного из моих планов?
- Нет, - тихо ответил Гроль.
- Ни одного варианта? - спросил Биферли, теперь уже возмущенно.
- Нет, - ответил Гроль.
Биферли встал. Он вытянулся, памятуя о своем малом росте.
- В таком случае, - сказал он, - я снимаю с себя всякую ответственность! В таком случае, - подчеркнул он, - я отказываюсь участвовать в этой операции!
- Жаль, - сказал комиссар, хотя ему не было жаль, - но принуждать вас я не хочу!
Биферли вылупил глаза на Гроля: он ожидал, что его хотя бы станут упрашивать. Грисбюль усмехнулся. Он знал, какой это удар для инспектора - оказаться так запросто отстраненным и лишиться возможности удовлетворить снедавшее его любопытство.
- Ну что ж, - сказал Гроль, - если так, то мы пошли!
Он поднялся, надел пальто, шляпу и двинулся к выходу в сопровождении своего ассистента. У двери он обернулся.
- Всего доброго! - сказал он вежливо.
Когда они пересекали улицу, Грисбюль взглянул на окна Биферли. За стеклами никого не было видно.
В этот день быстро стемнело. Дождь усилился; он лил с однообразным шумом. Как из ведра.
Гроль и Грисбюль поужинали в ресторане гостиницы; теперь они сидели без дела и молчали. Гроль мельком взглянул на часы.
- Пошли, - сказал он.
Он расплатился. Грисбюль помешкал у своего «мерседеса», но комиссар сказал:
- Поедем, конечно!
Они сели в машину и тронулись в путь. Серебристые пряди дождя косо летели на них сквозь лучи фар. Грисбюль озяб. Он включил отопление.
- Машину поставим в лесу. Нас не должны видеть с дачи! - распорядился комиссар.
Грисбюль выполнил приказ. Он погасил все огни, оставив гореть лишь маленький, позднее приделанный красно-белый глазок, но его свет почти не пробивался сквозь ливень.
Гроль достал из багажника плохо увязанный сверток, который, к удивлению Грисбюля, захватил с собой. Ассистент взял сверток. Комиссар толкнул калитку. Они прошагали по гравию; его громкий скрежет походил на скрежет зубов.
Гроль сорвал с двери печать.
