собирался нагрянуть Аркадий.
— Ну и что? — Ксения продолжала выметать из буфета месячную пыль.
— Мне бы не хотелось… Ну, как-нибудь потом, ладно? Извини, пожалуйста, но я был бы спокоен.
— Что же ты мне раньше не сказал? — произнесла Ксения без всякого раздражения. — Я затеяла уборку, теперь прерывать… Придет мальчик, и такой раскардаш.
— Мальчик, — улыбнулся Гальперин. — Он старше тебя на два года.
— Тем более неудобно. Подумает, такая грязнуля…
Гальперин хотел сказать, что Аркадий не знает о существовании Ксении. Он смотрел на Ксению прозрачно-голубыми глазами, и в неярком освещении комнаты они казались синими. Ксения протянула руку, откинула упавшую на его лоб редкую сивую прядь и, наклонившись, неуклюже, поцеловала куда-то в висок. Гальперин благодарно пошлепал ладонью ее руку, подавляя вспыхнувшее вдруг влечение к этому сильному и такому знакомому телу.
— Он может прийти с минуты на минуту, — вяло произнес он, увещевая самого себя.
Ксения направилась в «свою» комнату.
— Слушай, а почему Аркадий не женится? Сорок лет, и не был женат, — бросила она на ходу.
— Нравится ему так, — ответил вслед Гальперин. — Вначале перебирал, а потом привык. Отбоя нет от надомниц, его устраивает.
— Надомниц. Вроде меня? — из глубины комнаты раздался смех. — Зачем он к тебе придет? Соскучился?
— Он собрался уехать, Ксюша.
— Далеко?
— Далеко. Из страны. Эмигрировать.
Копошение в комнате прервалось. Что-то упало с резким коротким стуком… В проеме двери возникло тревожное Ксенино лицо. Она склонила голову, рассматривая Гальперина, словно странный внезапно увиденный предмет.
— А как же ты? У тебя ведь будут неприятности.
— Что я могу поделать? Он взрослый человек.
Ксения молчала, сведя над переносицей милые темные брови.
— У нас в институте работал комендант. У него уехала дочь… Так заклевали беднягу, что он отравился газом, — с каждой фразой голос Ксении твердел. — Но тебя они не заклюют. Ты сильный, Илюша. Ты должен быть выше их.
— Не понимаю, — растерялся Гальперин. — Одобряешь Аркадия?
— Да.
— Что значит, да? Это… предательство. Побег… Ты считаешь иначе?
— С некоторых пор, Илюша. К сожалению.
— Ну знаешь! — воскликнул Гальперин и хлопнул ладонями о подлокотники кресла. — Я могу еще… не понять, нет — выслушать! Да, только лишь выслушать своего сына… Но вы, Ксения Васильевна…
— Сына можешь, а меня — нет? Националист вы, Илья Борисович, — Ксения не без досады погрозила пальцем. — Как вам не стыдно…
— Ладно, ладно, — буркнул Гальперин. — Не лови на слове… Так что же тебя подвигло к образу мыслей Аркадия?
— Был случай, Илюша. Накануне моего отъезда сюда…
У входной двери резко прозвучал звонок. Гальперин испуганно вскинул голову, подобрался. И Ксения растерялась. Она отступила в глубину комнаты и захлопнула дверь, успев подсказать Гальперину, что к нему, мол, пришла аспирантка на консультацию и сейчас уйдет, пусть так объявит сыну.
Гальперин встал с кресла и, одернув халат — новогодний подарок Ксении, — мрачно поплелся в прихожую, стараясь справиться с предательским дыханием. Каково было изумление, когда в глазок он узрел женственное лицо Анатолия Брусницына. Вот те на, принес ветер! Гальперин вспомнил, что утром, до всех звонков своих неожиданных визитеров, разговаривал с Брусницыным по телефону и просил заглянуть к нему в кабинет или навестить дома, есть разговор. Это ж надо, совсем запамятовал, старый козел… Первым порывом было предложить Брусницыну перенести встречу. Конечно, неудобно, человек специально приехал… А если успеть поговорить с ним до прихода Аркадия? Кряхтя и злясь на себя, Гальперин принялся за накидной крюк, что намертво прижимал тяжелую дверь.
— Это вы? — встретил он Брусницына неопределенной интонацией. — Заходите, заходите, — он посторонился и втянул живот, пропуская молодого человека в прихожую. — Экий вы сегодня… затертый какой-то… Конечно, бюллетень не курорт.
— Ах, не говорите! — улыбался Брусницын. — Я уже забыл про бюллетень. В котлован утром упал, понимаете, — Брусницын стоял в прихожей, глядел на себя в круглое зеркало, обрамленное черненой деревянной рамой, и разглаживал ладонями прохладное лицо.
Он принялся было поведывать о своих злоключениях, но в этот миг дверь из комнаты приоткрылась и в прихожую вступила Ксения…
— А… вот, — забухтел Гальперин. — Аспирантка пришла, на консультацию…
— Так мы же знакомы, — кивнул Брусницын зеркальному отражению и, улыбнувшись, обернулся.
— Как же, как же, — поддержала Ксения. — Анатолий Семенович, бог каталога, — Ксения засмеялась и добавила загадочно: — Явление первое сменили на явление второе.
— Не понял, — насторожился Брусницын.
— Ксения Васильевна имеет в виду курьезность случайных встреч, — пояснил Гальперин.
Брусницын ни черта не понял, но на всякий случай загадочно закатил глаза.
— Так я пойду, Илья Борисович, спасибо за советы, — невинно проговорила Ксения. — До свидания!
— Всего доброго! — Гальперин захлопнул за ней дверь, набросил крюк.
Брусницын покачал головой, оглядывая понурого хозяина квартиры.
— Господи! Илья Борисович… Весь архив знает, что у вас такая симпатичная… аспирантка! — Брусницын залился краской и добавил смущенно: — Извините, бога ради…
— А не обсуждался ли в архиве вопрос моего полового разбоя с общественных позиций? — воодушевился Гальперин, чувствуя в себе спасительный ток цинизма, нередко вызволявший его из щекотливых ситуаций. — Очень благодарная тема, — он легонько направил Брусницына к креслу. — Садитесь, сделайте одолжение, Анатолий Семенович.
Гальперин расположился напротив, запахнув на животе халат с глазастыми пуговицами в два ряда…
Брусницын смиренно молчал. Он исподволь оглядывал комнату. Задержал взгляд на картине Коровина, одобрительно хмыкнул. Хотел было задать вопрос, не не успел — Гальперин прикрыл глаза ладонью и захохотал, спазматически дергая животом…
— И-э-хехе… Грехи наши мирские, — мотал он головой. — Весь архив, оказывается, в курсе! А я, старый осел… А весь архив знает…
Брусницын засмеялся вслед, смех его был тихий, булькающий.
— Да ну, Илья Борисович! — отмахнулся он. — Подумаешь, в любого мужчину можно камень бросить. А тут такая интересная женщина.
— Ну ладно. Все, все! — вслух приказывал себе Гальперин. — Я вызвал вас, милостивый государь, чтобы сделать вам одну прелюбопытнейшую комиссию.
Брусницын вернулся взглядом к хозяину квартиры и вновь покраснел, точно в предчувствии какого-то тяжкого обвинения. Гальперин раздумчиво умолк.
— Ну? Так что же? — робко подтолкнул Брусницын.
— Хотите чаю? С медом. Из Башкирии, — спросил Гальперин.
Брусницын отказался. При этом он довольно подробно объяснил, что заходил с Колесниковым в какое-то кафе, где отвратительно моют стаканы, в них плавала шелуха от семечек.
— Как раз сегодня стаканы у меня вполне чистые, — заверил Гальперин.
Брусницын махнул рукой — чай решительно его не интересует. И умолк, вопросительно глядя на хозяина квартиры.
