— Вы всегда защищаете эту особу, — захныкал Сидоров.
Чемоданова следом за Колесниковым вошла в свою комнату, с силой хлопнула дверью.
— Странный человек, — смущенно проговорил Колесников. — Совсем меня не знает и так…
— Не обращай внимания, — буркнула Чемоданова. — И скажи ему спасибо, так бы я тебя и впустила, — она указала гостю на кресло.
Но Колесников все стоял посреди комнаты, смотрел на Чемоданову и продолжал улыбаться.
— Я даже отчаялся, — произнес он. — Звоню по телефону, отвечают — тебя нет. Нет и нет, нет и нет. Пришел, опять тебя нет. Решил сидеть и ждать, — его светлые глаза сияли неподдельной радостью.
— Почему ты не на работе? — в голосе Чемодановой скользнули мягкие ноты.
— Я в местной командировке, в копировальном цехе, — Колесников переминался с ноги на ногу.
— Понятно. Чай будешь? Кофе, к сожалению, у меня нет, дороговато.
— Кофе я не люблю, — подхватил Колесников. — А чай с удовольствием, продрог я на лестнице… А почему ты не на работе?
— Почему? Решила уйти из архива.
Мгновение назад Чемодановой и в голову не приходила подобная мысль. Как она выговорила эту фразу, непонятно. А вот выпалила и поверила, словно давно все обдумала.
— Что?! — ошарашенно переспросил Колесников. — Как это уйти? А я? — в его вопросе прозвучало такое детское, неприкрытое отчаяние, что Чемоданова растерялась.
— Неужели ты полагаешь, что наши отношения зашли так далеко? — пробормотала она и принялась выставлять на стол чашки. Достала пачку печенья. Банка с вишневым джемом была почти полная. Даже лимон нашелся, к немалому удивлению Чемодановой. Она старалась не смотреть на Колесникова. Подумала о том, что выглядит сейчас не лучшим образом, простоволосая, без косметики. Только халат, застегнутый на все пуговицы, подчеркивал ее стройную фигуру. Она подумала, что вовсе не смущена своим видом, вероятно, действительно равнодушна к этому мальчику. Да и происходило ли что-то между ними вообще? За все время она ни разу не вспомнила о Колесникове, словно того и вовсе не существовало. Чемоданова испытывала неловкость и, заранее предвидя «сцены», искренне досадовала. «Прогоню к чертовой бабушке и все!» — решила она, больше негодуя на соседа Сидорова, чем на незваного гостя.
Колесников потерянно присел на край табурета, продолжая прижимать к груди папку. Бледные запястья его рук выглядели жалко, как лапки несчастного бройлерного петушка.
«Господи, никак ее бес попутал. Как она решилась? Но ведь тянуло к нему, что могло ее тогда остановить?» — она думала сейчас о себе в третьем лице, словно со стороны, удивляясь безрассудству порыва, порицая себя и стыдясь. Что общего между ними? И вообще, сколько она делала глупостей за свою жизнь! Не хватит ли? Должно же все когда-нибудь кончиться.
— А сыр? Хочешь бутерброд с сыром? — Чемоданова рассматривала содержимое холодильника.
— Спасибо. Я ничего не хочу. И чай тоже… расхотелось.
— Вот еще! Ну-ну, — она захлопнула холодильник и обернулась. — А я хочу.
Чемоданова вышла на кухню, поставила чайник и тотчас вернулась. Колесников сидел, отвернувшись к окну. Над его затылком курчавились рыжеватые мальчишеские волосы, а плечи и спина выражали скорбь и тоску.
«Бедолага», — подумала Чемоданова и спросила:
— Какие новости?
— Разные, — помедлив, ответил Колесников.
— Вот как? За один день?
— И ночь, — поправил Колесников.
— Ночью люди спят.
— Кто спит, а кто лазает по антресолям, — вздохнул Колесников.
— Слушай, Женя! — решительно произнесла Чемоданова. — Мы с тобой добрые друзья, не более того. Все, что произошло между нами, это бред, наваждение. Убей меня, не пойму, как это случилось? Я знаю, ты увлечен мной. Возможно, это и подогрело любопытство. В жизни случаются безрассудства, но, к сожалению, я ими злоупотребляю… Вот. Я все сказала, — она вздохнула и засмеялась.
Ее черные глаза светились сердечностью, короткие брови выгнулись дугой, придавая лицу восторженность.
— Ты ведь умница, Женечка. Добрый, нескладный и умный человек. Пойми, это все фокусы- покусы, — казалось, Чемоданова себя заводит. Смеясь, она похлопала себя по коленям, как это делают молодые мамы. — Ай, лю-ли… Женечка, мальчик маленький. Все шутки, шутки, — она вскидывала головой и чмокала губами, словно стараясь позабавить угрюмого дитятю.
Колесников безвольно улыбался. Он что-то понял в ее поведении. Пытался вставить какие-то слова, но Чемоданова продолжала дурачиться.
— И еще, Женечка, ты крепко обидишь тетю Нину, если начнешь ныть и уговаривать ее: «Тетя Нина, ну давай, в последний раз побезумствуем. Пусть это будет наш последний праздник. После него, даю слово, навсегда я уйду в тень, издали буду наблюдать твою судьбу, если позволишь?!»… Тете Нине не раз приходилось выслушивать подобную трепотню, Женечка. У тети Нины номер давно не проходит, Женечка, и не надо ее ловить по всей комнате. Тетя рассердится и выставит Женечку за порог, вместе с его папочкой. Потому как тетя не местная командировка, а вполне гордая женщина, несмотря на скромное достоинство.
Колесников смотрел на Чемоданову спокойно и тихо, убрав под табурет длинные ноги, уложив на колени папку. Его голова в игре теней, падающих от сумрачного осеннего окна, казалось, была прикрыта растрепанной рыжей кепкой. От кроткой фигуры веяло робким укором.
Чемоданова почувствовала смущение. Он пришел сюда, как приходит раненое животное к месту, где его не обидят, а она…
Она в его глазах сейчас глупа и самонадеянна. Бездарная художница, что раскрасила свой незатейливый рисунок одной краской, забыв полутона.
Глаза Чемодановой как-то пожухли, а милое лицо заострилось, потемнело. Пробормотав что-то о кипящем чайнике, она покинула комнату, а когда вернулась, увидела подле своего места папку, что принес с собой Колесников. На обложке папки был проставлен архивный шифр…
Прошло минут тридцать.
— А теперь можно вспомнить о чае. — Колесников принялся связывать разлохмаченные тесемки на папке.
Чемоданова тронула ладонью тусклый бок давно остывшего чайника.
— Я не могу прийти в себя от изумления, Женя… Выходит, ты родственник Николауса Янссона? Невероятно.
— Троюродный брат. Или что-то вроде.
Чемоданова встала и взволнованно заметалась по комнате.
— Невероятно, — повторила она. — Я слушала тебя словно в летаргическом сне, извини. Так все неожиданно… Прошу тебя, повтори.
— Повторить? — обескураженно спросил Колесников. — С какого места? Со свадьбы тетки?
— Нет, — усмехнулась Чемоданова. — Свадьбу опустим, хоть я и рада за тебя… С того места, как ты залез на антресоли. Только без реестра обнаруженного там всякого хлама.
— Хорошо. Начну с главного, с писем и фотографий.
Колесников повторил. И как обнаружил шесть писем из Швеции, последнее из которых датировано августом 1925 года. Судя по тексту, бабушка Аделаида наотрез отказывалась уезжать из России в Швецию и, кроме того, не очень добросовестно выполняла некоторые деловые просьбы своего старшего брата, Петра Алексеевича Зотова. И приводились фамилии и адреса каких-то специалистов-фармакологов.
Колесников с утра явился в архив и взялся за метрические книги. По цепочке он довольно быстро обнаружил то, что искал в документах Управления главного врачебного инспектора. В отчете за 1915 год губернского врачебного отделения он наткнулся на фамилию фармаколога Зотова, в переписке медицинской лаборатории с аптекой на Васильевском острове… Колесников не мог разобрать профессиональную сторону
