В 1909 году к одному из руководителей Поселенческого общества, некогда жителю Житомира Иосифу Рабинскому, больше известному под библейским именем Барака Бен-Канаана, обратились с просьбой евреи арабского города Яффо во главе с Меиром Дизенгоффом. Им надоело жить в перенаселенном Яффо среди мусора, крыс и косого взгляда арабов. А к северу от Яффо вдоль берега моря лежит мертвая песчаная земля.
И Барак уговорил шейха продать евреям землю.
Так появился первый еврейский город за две тысячи лет, названный «Холмом весны» – Тель- Авивом.
Новые поселенцы с неутомимым Дизенгоффом во главе принялись за строительство. Примитивной техникой и своими руками они поднимали город, назвав главную улицу в честь своего вдохновителя – Дизенгофф. Сейчас эта улица не менее популярна на Западе, чем Бродвей или Пикадилли.
Тель-Авив разросся, поглотил своего прародителя Яффо, превратившись в супергород с Яффо на юге, Бат-Ямом и Рамат-Ганом на севере…
Яффо с древней крепостью, восточным базаром, кофейнями, узкими улочками, лавчонками, глядящими дверь в дверь, в которых можно ошалеть от антиквариата, ковров, джинсов, старого барахла, золотых изделий, осликов, коз, лошадей… Яффо мне нравился, но жить там и впрямь не совсем удобно.
С Яффской крепости, что пласталась на высокой скале, открывался вид на Тель-Авив с его бесконечным пляжем, охваченным амфитеатром классных гостиниц, жилых зданий, парков, с башней «Шалом», что венчает «Холм весны».
Тель-Авив – город веселья. Тель-Авив поднимает настроение, бодрит душу, прогоняет уныние – особый воздух у этого города.
Я повстречал здесь множество друзей, с которыми уже и не думал свидеться в этой жизни. Друзья мои трудились в поте лица кто где. На радио, в газетах, на заводах, в научных институтах и лабораториях. Славные мои друзья – трудяги и умельцы – казалось, вырвались на простор Вселенной, заняв каждый свою орбиту, наращивая скорость. Ходит молва, что если в Хайфе трудятся, в Иерусалиме – молятся, то в Тель- Авиве веселятся. Неправда, в Тель-Авиве работают, и еще как работают… и веселятся.
Самое «центровое» место, где тусуются летом молодые и пожилые, – это, конечно, пляж, а лето в этой стране долгое.
Подобрав ничейный лежак, я расположился у самой воды. Солнца я не боялся, оно уже поработало на славу, покрыв кожу плотным кофейным загаром.
– Ты ли это? – услышал я над собой глубокий женский голос. – Или какой-то сержант пехоты, барс пустыни?
Прикрыв ладонью глаза, я увидел давнюю свою приятельницу, актрису Московского театра на Малой Бронной, где когда-то шли две мои пьесы.
– Ну?! – вскочил я на ноги. – Люда! И ты здесь?
– Я, как все, – ответила Людмила X. – Живу в отеле «Марианна». Видишь, та громадина возле «Астории»? Приглашаю в гости.
Я мигом собрался и вскоре уже шел рядом с высокой светловолосой женщиной, выпятив грудь и напрягая мышцы. Идти рядом с красивой женщиной – это экзамен, что с годами все труднее и труднее сдавать…
Людмила рассказывала, что она уже год как живет в Тель-Авиве, что многие общие знакомые уже здесь…
– О! Слушай! – Ее открытое сероглазое лицо явно готовило любопытную для меня новость. – Помнишь, наш театр на выездных гастролях в Донецке играл премьерный спектакль твоей пьесы «Уйти, чтобы остаться»?
– Вспомнила старые калоши, – озадаченно произнес я. – Конец шестидесятых… Ну и что?
Я слушал и вспоминал, как после премьеры на квартире Людиной тети, сестры ее мамы, я устроил премьерный банкет для участников спектакля. Закупили на рынке продукты, и тетя, чудесная кулинарка, весь вечер кормила и поила актеров. Было весело, а Леня Броневой случайно грохнул хрустальный фужер. Все кричали, что это к успеху спектакля, а спектакль едва продержался два сезона…
– Не два, а пять, – ревниво вставил я. – Помню по гонорару.
– Так вот, сын моей тети, Толик, бегал на рынок, что-то покупал, успокаивал Броневого, словом, старался, чтобы всем было хорошо, чтобы люди не чувствовали себя как в гостях…
– Ну и что? – нетерпеливо перебил я.
– А то. Тетку мою звали – Ида, а мальчика – Толя. Тетка так и осталась Идой, а мальчик вырос и стал Натаном Щаранским.
– Не может быть?! – поразился я. – Тот самый Щаранский?
– Да. Тот самый… Стал правозащитником, диссидентом. Прошел все гэбистские круги. А теперь площадь возле ООН в Нью-Йорке названа именем Натана Щаранского.
– Ну и дела! Ты его двоюродная сестра? Натан Щаранский – председатель Международного сионистского форума со штаб-квартирой в Иерусалиме. А почему ты живешь в гостинице?
– Вот! Типично совковый вопрос! – проворчала Люда. – А где я должна жить? Я – олим хадаша и, как многие олимы, живу в гостинице, арендованной Центром абсорбции для новых репатриантов…
– Ладно, ладно, – проворчал я. – В Израиле такая же коррупция, как и везде, – свой тянет своего.
– Может быть. Но не для Щаранского. Надо знать Натана.
Потом я сидел в ее номере, пил чай с кексом, рассматривал фотографии, на которых президент Рейган пожимает Люде руку, а рядом, улыбаясь, стоят вице-президент Буш, пожилая женщина и коренастый плотный лысеющий мужчина.
