мужичонки казались детскими…
– Красота? – горделиво вопросил он. – За границу отсылают… Все я делаю – табакерки, короба, корзины. Что хочешь! Могу статую сварганить на коне… Только вот билет сделать не могу…Я ей, дуре из шестой кассы, подарить хотел бокал за билет. Раскричалась она: дескать, взятку суешь, сукин сын. Не понимает красоты, курва. Денег чистых, видать, хотела. А денег-то у меня всего что на билет. – Мужичонка подумал немного. – И хорошо, что не взяла берестень. Клял бы себя потом, что в потные ее лапы красоту отдал… Ладно, ступай. Я вздремну малость, – он упрятал в портфель свое добро. – Следующий поезд утром. Если и на него билет не дадут, пойду шуметь в Дом художественных промыслов. Пусть защитят, ежели я для них свой. Знатный я или уже не знатный у них…
– Вот что, любезный, – проговорил Свиридов, – идемте со мной. Может, и смогу вам помочь, раз вы такой знатный.
Мужичонка вскинулся, обмерил долговязую фигуру незнакомца цепким взглядом, но допытываться не стал. Резво соскочил с подоконника, застегнул плащ, вытянул из кармана засаленный кепарь, нахлобучил и был готов.
В вокзальной суете он отставал и боялся, что потеряет незнакомца из виду. И имени не спросил, чтобы окликнуть, если совсем растеряются…
Свиридов остановился у депутатской комнаты, нажал кнопку звонка. Дверь приоткрылась и в проем высунулась голова дежурного в красной парадной фуражке. Свиридов показал удостоверение. Дежурный прочел, охнул и торопливо распахнул дверь. Перепустив мужичонку, Свиридов ступил на вишневый ленивый ковер. Мужичонка приподнялся на мысках своих стоптанных сапог, да так и стоял, пока, одеревенев, не шагнул с ковра в сторону, на сверкающий лаком паркет. Искоса оглядел убранство комнаты: мягкую мебель, горку с чистой посудой, цветы, столик с яркими журналами. Домашняя обстановка, кто бы подумал…
– Вы вот что, – проговорил Свиридов. – Гражданина приютите, пусть отдохнет. Чайком угостите по желанию и всем, что есть. Принесите билет на поезд. И проводите по чести. Он человек знатный, имейте в виду.
Дежурный глубоким кивком отмечал каждое слово и, дождавшись паузы, залепетал, тараща в усердии глаза:
– Слушаюсь, товарищ начальник дороги. Все исполню в лучшем виде.
Свиридов похлопал оробевшего мужичонку по плечу и взглянул на часы. Время еще позволяло. И он направился в кассовый зал…
Шестая касса находилась в центре, у стенда с расписанием поездов, и было неясно, куда тянутся люди: к окошечку кассы или к стенду – хвост стоял длиннющий.
Свиридов подошел к голове очереди.
– Куда, куда?! – заволновались голоса. – Хватит! У всех документы, а мы – стой!
Наблюдающий за порядком доброволец в свитере не удостоил Свиридова взглядом. Уверенным голосом он осадил:
– Ну чего, чего кричите? Не пущу я его. Пусть стоит себе, хоть позеленеет.
– И правильно! – одобрила очередь, теряя к Свиридову интерес.
Свиридов притиснулся к расписанию и, пользуясь высоким ростом, выбрал позицию, с которой довольно широко просматривалась касса.
Кассир – женщина лет сорока, с капризным выражением миловидного лица – сидела, глядя в сторону сонными глазами. Вероятно, она послала запрос и теперь ждала ответа старшего билетного кассира по распределению мест. Очередь благоговейно помалкивала в тайной надежде, что их смирение вызовет снисхождение у важной дамы-кассира. И она сделает соответствующий вывод…
Свиридов вспомнил, что в привокзальных кассах Северограда собирались ввести систему «Экспресс», ему об этом говорил Савелий на какой-то коллегии, лет пять назад. Чем закончилась затея, Свиридов не знал, к проблемам, связанным с пассажирскими перевозками, он приступил пока косвенно, через совокупность задач, стоящих перед дорогой…
Наконец у кассы номер шесть произошло какое-то шевеление, и тетка в распущенном платке, сильно оттолкнувшись, покинула очередь.
– Уф-ф-ф… Открепилась, – она сжимала в руках билеты. – Не верится, честное слово, – и громко рассмеялась, пряча концы платка за отвороты пальто.
Очередной пассажир склонился к окошку, придав лицу благостное выражение.
Вероятно, Савелий Прохоров успел-таки внедрить систему «Экспресс-2» в свое хозяйство… Свиридов следил за движениями кассира: и как она прошлась штекером по контактам, набирая шифр, и как вставила голубой бланк в машину. Но лицо ее по-прежнему источало обиду и неприступность.
Раздалась дробь печатающего устройства. Именно время печатания и рекомендуется использовать для расчета с пассажиром. Но кассир терпеливо ждала, когда машина отстукает все цифры, она никуда не спешила. Да, не очень усердная дамочка…
Свиридов заметил в углу трафарет с фамилией кассира, сделал шаг и прочел: «Кацетадзе А. Г.».
Он как-то не сразу вник в звучание этой фамилии, просто она тронула какой-то туманной знакомостью, и лишь в следующее мгновенье его память начала созревать, он подумал: не родственница ли его институтского дружка, Аполлона, сидит с таким постным видом в кассе? А может, жена? Свиридов с любопытством, как-то по-новому взглянул на кассира. Нет, не может быть! Он вспомнил белозубого, усатого, всегда веселого приятеля юности. Нет, не может быть…
Предвечерние воскресные улицы были немноголюдны. Сумерки заметно сгущались, размывая и без того вялые тени. Странное ощущение покоя в первые часы приезда. И город этот пока казался безмятежным, припрятав от Свиридова до завтра все свои заботы. Свиридов охотно принимал эту безмятежность. И не спешил, сдерживая шаги у витрин магазинов. Отмечал про себя, что витрины в Северограде выглядят куда наряднее, чем в его далеком уже Чернопольске… «Надо будет купить бритву», – подумал он, вспомнив, что старая его электробритва последнее время что-то барахлит…
И тут, подобно резкому толчку, Свиридов почувствовал, что безмятежность его не что иное, как спокойствие человека перед прыжком в воду в незнакомом месте. Что никуда ему не уйти от предстоящей встречи. И если он не ускорит ее, затянет, то вся дальнейшая жизнь в этом городе превратится в череду дней, заполненных ожиданием этой встречи. Чем бы он ни занимался, он будет думать только о ней…
Свиридов остановился у телефонной будки. Достал монетку. Ему не надо было заглядывать в записную книжку – номер он знал наизусть.
Ждать пришлось недолго.
– Будьте любезны… Мне Савелия Кузьмича, – Свиридов старался подавить волнение.
– Его нет дома, – ответил женский голос. – Он за городом.
«Люсьена, жена Савелия», – подумал Свиридов и поинтересовался, когда вернется Савелий Кузьмич.
– Болеет он, – ответила Люсьена. – Выздоровеет и вернется. Что ему передать? Кто звонил?
Свиридов помедлил и повесил трубку. И в ту же минуту порадовался, что не представился Люсьене. Сам не зная почему…
Глава третья
…Пассажиры приглядывались друг к другу. Одни скрытно, летуче, оценочно; другие рассматривали спутников с каким-то удивлением: неужели еще кого-то угораздило ехать туда же, куда едут они сами; третьи и впрямь никем не интересовались, погруженные в свои мысли… Встречались и такие живчики, которые с первых же оборотов колес начинали тихую возню со своими вещами, бесцеремонно выкладывая их на что попало…
– Ну, бабушка, вы и понабрали, – со скрытым неудовольствием проговорил загорелый скрипач, когда на его коленях оказался сверток с пронзительным запахом аптеки.
– Дак ты же сам и позволил, милай, – скороговоркой ответила бабка. – Спрашиваю: подержишь ли? Ты и молчишь.
