название еврейской еды звучало довольно забавно.
– С Пейсаха, говоришь, осталось? Когда он был, тот Пейсах?
– Неважно. Продукты годами хранятся в специальной упаковке. Может, готовятся к еще одному бегству из Египта.
Евсей Наумович засмеялся в голос и с одобрением взглянул на невестку, подобного чувства юмора он не ожидал.
– Им на двоих присылали воз таких банок, – продолжала Галя. – Хоть Татьяна Саввишна когда-а-а умерла.
– Кто присылал?
– Кто, кто. Синагога и присылала.
– И Татьяне Саввишне?
– А что? Раз эмигрантка, значит еврейка. В их синагоге не особенно делили. Не то, что в нашей. Нам с Андронкой ни черта не перепадает. Хотя нам и не нужно. А от мацебола или фаршированной щуки я не откажусь.
– Сходили бы в свою синагогу, стукнули кулаком.
– Да-а-а. Андрон стукнет, ждите. Когда мы приехали, ходили без работы, думали, синагога поможет – многим они помогли. А нас почему-то раввин не взлюбил. Из-за меня.
– Почему из-за тебя?
– А кто его знает. Может, во внешности моей что-то есть. Почему не взлюбила меня ваша мама, Антонины Николаевна, андронкина вторая бабушка? Пусть земля ей будет пухом, – Галя мельком взглянула на Евсея Наумовича.
– С чего ты взяла? – растерялся Евсей Наумович.
– Да знаю я. А вы? Вы ведь тоже меня… не очень жаловали. И если бы не мама, Наталья Сергеевна, вряд ли мы с Андронкой поженились – продолжала Галя ровным тоном. – Не взлюбил – и все! Он сразу так и заявил Андронке.
– Кто?
– Да раввин тот, из нашей синагоги. Он так и заявил Андронке, что тот привез шиксу.
– Кого?
Галя подозрительно покосилась на Евсея Наумовича. Придуривается или действительно не знает значение этого слова?
Евсей Наумович хихикнул, его смутил разговор, принявший вдруг неожиданный и малоприятный оборот, уходящий корнями в прошлую жизнь.
– Потом я встретила того раввина на ботвоке, в Бруклине, – беспечно продолжала Галя, словно великодушно выручив Евсея Наумовича из затруднительного положения. – Сидит паскуда в белой праздничной кипе, пьет кофе и зыркает на девчонок в купальниках. Я подошла и говорю: «Не желает ли сэр расслабиться?» Раввин, видимо, узнал меня. Глазенки его поплыли, улыбается. Я плюнула ему в чашку и ушла. Хорошо, никто не видел, иначе бы мне не сдобровать.
– Как – плюнула? В чашку с кофе?
– Ну, не точно в чашку. Как бы символически.
– А потом что?
– Потом мы получили ответ на разосланные резюме. Андронку взяли в Космический институт. Я получила место в Сити-банке. Переехали из этого гадюшника в Бруклине в Форт Ли. А маме с бабушкой Таней дали квартиру по Восьмой программе.
Галя умолкла и, вытянув шею, прислушалась. Прислушался и Евсей Наумович.
Галя приоткрыла дверь и заглянула в спальню. Евсей Наумович встал позади нее.
Наталья издавала странные горловые звуки и пыталась сползти с кровати на пол.
Галя распахнула дверь и поспешила к ней. Следом метнулся Евсей Наумович.
– Мама, мама, в туалет, да? Сейчас, сейчас. Движения Гали были точны и расчетливы, видимо, она уже не раз оказывалась в подобной ситуации. И присутствие Евсея Наумовича было весьма кстати.
Надо не только успеть добраться с Натальей до туалета, но и подготовить ее на ходу. Убрать все, что мешало. Особое неудобство доставляли набухшие памперсы. Что до одури удручали запахом чувствительное обаяние Евсея Наумовича.
Подхватив Наталью под мышки с обеих сторон, они широкими шагами устремились в ванную комнату, сметая с пути мелкие предметы.
Хорошо, предусмотрительная Галя, перед визитом к румынской еврейке, водрузила на унитаз специальное инвалидное приспособление.
Так они и поместили Наталью в кресло.
– Я выйду, – пробормотал Евсей Наумович.
– Останьтесь! – коротко бросила Галя. – Присмотритесь как и что. Вам придется самому управляться. Пока не найдем новую хоматейку.
Евсей Наумович уже знал об этой проблеме. Домработница-полька, которую присылал Домашний уход, наотрез отказалась от работы у Натальи, даже за дополнительную плату. А найти нового человека не просто. Одна надежда на тех, кто полулегально приехал на заработки и согласится на присмотр за тяжелобольным. Деньги здесь отступали на второй план. Единственно, чем можно привлечь к такой работе, это – жилье. Правда, к Наталье была прикреплена еще одна волонтерка-испанка из Дома Свидетелей Иеговы, что на Кеннеди-бульваре. Но она являлась на два часа в день приготовить обед. Рассчитывать на испанку не приходилось. У нее была своя квартира и семья. Она приходила к Наталье из сострадания, а не для того, чтобы взять на себя заботы по уходу за больной.
– Вы, Евсей Наумович, приглядите за мамой, – произнесла Галя, – а я постельное белье у нее поменяю.
И прежде чем Евсей Наумович отреагировал на предложение невестки, Галя вышла из ванной комнаты, плотно прикрыв за собой дверь.
Евсей Наумович растерянно глядел на бывшую жену. Наталья отрешенно сидела на инвалидном стульчаке. Ночная рубашка, перекосившись, сползла, обнажив тощее острое плечико, похожее на куриное бедрышко.
Евсей Наумович выжидательно присел на борт ванны. Казалось, Наталья задремала. Надо бы прикрыть ее оголенное плечо, подтянуть рубашку. Но едва он коснулся сухой прохладной кожи, как Наталья подняла голову.
– Сейка, – проговорила она, – помоги мне… искупаться.
– Как – искупаться? – всполошился Евсей Наумович. – Я Галю позову.
– Не надо. Ей и так достается со мной. Я пересяду в ванну, а ты польешь меня теплой водой.
Наталья опустила руки на подлокотники стульчака, но приподнять себя не хватило сил. Евсей Наумович встал перед ней, намериваясь принять Наталью себе на грудь. Что и сделал. А приняв, медленно повернулся, наровясь приблизить Наталью вплотную к ванне.
На шум в помещение заглянула Галя и тут же стала помогать. Вскоре Наталья уже сидела на деревянной скамейке в глубине ванны.
Галя наладила подходящую температуру воды, сняла с полки шампунь и губку. Пометила темя свекрови голубым жгутиком шампуни, приставила ладонь к затылку и принялась свободной рукой осторожно поглаживать голову под обильной бахромой мыльной пены, то и дело наклоняясь и спрашивая Наталью о самочувствии.
– Чудо, – в тихом рокоте воды голос Натальи, казалось, звучит несколько громче. – Спасибо, чудо.
Галя выпрямилась, обернулась к Евсею Наумовичу, протянула ему губку и вышла из комнаты.
Наталья приподняла голову и боком взглянула на место, где только что стояла невестка.
– А спину? – в ожидании произнесла Наталья. – Кто же мне спину помоет?
Евсей Наумович закатал сползающий рукав. Сквозь податливую губку он чувствовал проступившие бугорки позвоночника и ребер исхудавшего тела Натальи. Намыливал и смывал теплой водой из гибкого шланга душа. Намыливал и смывал. Намыливал и смывал. Тощие вытянутые мешочки кожи с твердыми серыми сосками. Впавший живот. Поредевший, почти лысый лобок. Выпирающие остовом ребра. Острые колени. Евсей Наумович отложил губку, изловчился и, просунув обе руки под мышки, поставил Наталью на
