движение! За углом должна быть стоянка такси…
Жакомино. Чиполлино. Буратино. Сеньор Карабас. Куклы, куклы. Шары покачивали добродушными головами, как разноцветные луны. Лошадки таращили пуговичные глаза…
Вадим попросил запустить медвежонка Кузю. Девушка строго изогнула брови и стала накручивать ключик. Она не понимала, почему именно Кузя.
А Кузя ходил по кругу, раскачиваясь плюшевым телом.
Девушка отошла.
Вадим подобрал ключик и запустил Жаконю, утку Настю и какого-то непонятного типа в очках и длинном колпаке. Семенов? Пусть будет Семенов…
Девушка вернулась и с возмущением оглядела хоровод.
— Ну, знаете… Вы полчаса стоите. Как не стыдно… — девушка вылавливала игрушки и пихала в коробки, где они продолжали возмущенно гудеть и протестовать. А Семенов добрался до края и чуть было не свалился. Вадим подхватил Семенова, но почти не понимал, что хочет продавщица. Он с интересом ждал, кто раньше успокоится в коробках…
— Вы купите что-нибудь?
— Куплю. Вот этого Семенова.
— Семенова?! Артикул пятьсот четыре. Турист. Платите рубль десять.
И Вадим купил туриста Семенова. Черт знает для чего.
Семенову коробка не полагалась. Его завернули в кусок коричневой бумаги и связали, как буйного алкоголика.
— Слава богу. А то вырос, как верста, — произнесла какая-то женщина и юркнула на освободившееся у прилавка место.
Вадим выбрался из толпы.
Секция мужских сорочек находилась на втором этаже. Широкая лестница затягивала людей, словно воронка. Стоило лишь приблизиться к первой ступеньке. Путь к отступлению моментально отрезала новая шеренга серьезных покупателей. Необязательно затрачивать усилие, достаточно просто не сопротивляться.
Первый раз Вадим поднялся по этой лестнице полчаса назад и узнал, что Вероника на складе, а вернется минут через десять. Тогда он спустился ниже этажом. Там, среди игрушечных симпатяг, он подумал, что его не очень-то тянет в секцию мужских сорочек. Ему это не нужно. Его это тяготит. И он не торопился, но был уверен, что сейчас покинет универмаг. Прошло полчаса… и вот он опять на широкой лестнице. Он убеждал себя, что при возможности непременно повернул бы назад, но, к сожалению, это бесполезно. Если только пройти по второму этажу к лестнице, предназначенной для спуска…
— Молодой человек, Вероника пришла, — произнесла пожилая продавщица, заметив Вадима, и крикнула за ширму — Девочки! Позовите Веронику!
Вадим оперся спиной о колонну. Он почувствовал беглый огонь любопытных глаз из-за прилавка секции мужских сорочек. В прорези ширмы показалось девичье лицо. Исчезло. Его сменило другое любопытное лицо. За ширмой рассмеялись. Вадиму стало неловко — что они, с ума посходили?! — он принялся разглядывать витрину…
— Ах, это вы?! — в голосе Вероники прозвучало разочарование. — Как вы меня разыскали?
Вадим пожал протянутую мягкую руку. Странно, ему показалось, что это не Вероника, не та, облитая целлофаном плаща, с которой он сидел в парке…
Светлые жидкие глаза, изморозь веснушек на бледном широком лице. И лишь волосы, пышно клубящиеся, отдаленно напоминали образ, возникший в памяти тогда, в лаборатории.
Вадим подавил замешательство и произнес:
— Очень просто. Мне удалось узнать по телефону ваш домашний адрес. И ваша бабушка…
— Это соседка. Я живу одна, я си́рота, — прервала Вероника. С непривычным ударением на первом слоге. Прозвучало диковато. Как-то не вязалось это беспомощное слово с самостоятельным взрослым человеком.
Вадим улыбнулся. На языке вертелся дурацкий рефрен: «Я сир, я тощ…» Ну, хватит, действительно, что тут веселого?..
— Так это вы явились к нашим? Они вас приняли за разбойника.
— Жаль, я вас не застал. Хотел пригласить на вечер в Дом ученых.
— И хорошо. Мне было бы стыдно. Зачем вы там устроили скандал? Хотели показать, что умнее всех? — произнесла Вероника. — Я ведь тоже была на вечере…
Вадим не ожидал такого поворота. Это, по крайней мере, невежливо. И не к месту. Тем более их наверняка слышат в секции.
Он сдержанно улыбнулся, пытаясь что-то сказать. Но Вероника не желала слушать. Ровным голосом она говорила, что ей не понравилось поведение Вадима. За Волкова заступаться не стоило. Что у него есть? Хулиганские стихи, перепечатанные на машинке.
— Зачем же вы читали хулиганские? — слабо прервал Вадим.
Он видел бледные немощные губы. Почему он решил, что она красавица? Вечерние огни часто делают лица красивыми, особенно такое прозрачное, как у Вероники.
— Главное в человеке интеллигентность, — бубнила Вероника. — Я это очень ценю…
«Теперь мне понятно, почему смеялись девушки. Второй такой, вероятно, нет во всем универмаге, — подумал Вадим. — Сколько ей лет? Не больше двадцати двух… Я сир, и тощ, и немощен… О чем она сейчас болтает?»
Их толкали покупатели, тесня все дальше от прилавка. Вадима это устраивало — не будет слышно в секции. Он никак не мог понять, отчего еще не ушел. И зачем вообще пришел?!
Какой-то тип в очках пролез между ними. Вероника что-то произнесла ему вслед и придвинулась к Вадиму…
— Хочу подарить вам одну штуку. Хорошо, этот товарищ напомнил. — Вадим кивнул на гражданина в очках и вытащил сверток.
— Семенов. Турист. Он ходит. — Вадим развернул бумагу и поймал подвешенный за шею игрушки ключик. — Хотите, заведу?
— Вы как маленький, — произнесла Вероника и добавила тихо: — А вы похудели? Не пойму я…
Вадим резко нагнулся и пустил Семенова в поход.
— Что я буду с ним делать? — рассмеялась Вероника. Она придерживала пухлыми пальцами колпак Семенова. Подарок Вадима сбил ее с толку.
— Читайте ему лекции о литературе и культуре, — добродушно улыбнулся Вадим. Семенов его успокоил.
— Знаете, мне пора, — произнесла Вероника. Точно так же, как тогда, на бульваре.
— Я хотел вас пригласить куда-нибудь. Вечером, — проговорил Вадим.
— «Куда-нибудь» я не хожу, — строго ответила Вероника. Она прятала в карман упрямого Семенова.
Сейчас Вадиму было все равно, согласится Вероника или нет. «Я сир, я тощ, я дрябл. Уйдет она наконец? Кажется, я торчу вечность на этой ярмарке».
— И мне, пожалуйста, не звоните. Лучше я сама позвоню, когда найду нужным. — Вероника достала толстую чековую книжку и вопросительно посмотрела на Вадима.
«Она еще командует», — Вадим продиктовал номер телефона общежития. Она записала, спрятала книжку, деловито подала мягкую руку с ровно вытянутыми пальцами. Придерживая торчащий из кармана красный колпак, Вероника ушла.
«Вот ноги у нее красивые… Какое иногда бывает несчастье иметь собственное мнение. Собственное?! Конечно же она ждала другого. И звонить не разрешила… Я сир, я тощ. Жаль, отдал Семенова. Я сир».
