— Ничего. А ты как? — стучал туфлями Вадим.
— Тоже ничего… Заехал за книгами…
Врет. Вадим мог точно сказать, когда Ипполит врет. У него появлялись особые ноты в голосе. Да и книги он все забрал. Еще тогда, месяца два назад.
— Закуришь?
— Давай.
Вадим взял сигарету и принялся старательно разминать. Затем прикурил от красивой перламутровой зажигалки Ипполита.
— Ну и где ты сейчас? — Слова Вадима тоже вылетали, окутанные синим дымом.
— У Ковалевского. Заведую проблемной лабораторией… У тебя что-нибудь случилось?
— Нет. А что?
— Так. Странный вид.
— Давно не встречались. У меня всегда такой вид, Ипп.
— Да нет, Димка… Тебя измотал снежный переход.
— Вполне возможно.
— Надо тренироваться. Продай мотоцикл, купи лыжи… Ну, как себя ведет наш дорогой папа Петя? Все строит свой инструментик? По щепочке, по винтику. Муравьиный труд.
— Куда нам до ваших масштабов, — Вадиму не хотелось говорить на эту тему. — Мы собрались отослать твой материал в бюллетень. Савицкий считает, что искажения в распределении радиояркости вызывает несветящаяся плазма.
— Может быть, может быть, — Ипполит уходил от разговора на эту тему. — Слушай, что нового с твоей Венерой? Заглохло?
— Включили в план.
— Ну да?! — Ипполит сбросил сигарету далеко в снег. — Ученый совет утвердил?
— Пока нет, но…
— И не утвердит, — перебил Ипполит.
— Почему?
— Киреев устроит.
— Тогда зачем же ему выставлять тему на Совет?
— Ты все такой же неисправимый дурак, — раздраженно сказал Ипполит и вытащил еще одну сигарету. — Когда Совет?
— Завтра. Но я выставлен на следующий. Завтра доклад Устиновича.
— Ого! Очередной хипеш в тихой обсерватории?!
Их длинные вечерние тени ощупывали деревья, переползали на павильоны, метнулись к крыльцу спектралки, но не дотянулись и вновь взобрались на белые деревья…
До гостиницы оставалось два поворота.
— Послушай, Димка, есть гениальное место. У Ковалевского.
— Ты ради этого пришел?
— Да!
— Честно говоря, я так и полагал…
— В отделе технических исследований. Перспектива! Если ты ознакомишься с тематическим планом ОТИ…
— Ипп, я не могу уйти из обсерватории. Сейчас не могу.
— Боюсь, что потом уже не сможешь… Нет, ты не лорд, ты рядовой любитель первача, — Ипполит остановился и стал шарить по карманам, разыскивая зажигалку. Так и не нашел. Вадим протянул свою сигарету. Ипполит наклонился и прикурил. — Тебе надо порвать с Киреевым, Дима. Уйти.
— Но мне здесь интересно. Я увлечен постройкой нового инструмента. И он будет не так уж плох, как вы его представили на Совете… Я хочу закончить тему по Венере. Защититься.
— В последний раз мы с тобой расстались врагами. Но я пришел к тебе сам. Но и теперь мы не расстанемся друзьями, Дима… Когда уходит ближайший автобус? Сейчас ровно пять.
— Через три минуты.
Ипполит повернул к обсерваторским воротам. Не оглядываясь. Когда он поравнялся с будкой вахтера, Вадим его окликнул.
Они сошлись на полдороге, сливая тени в причудливую ломаную фигуру.
— Как ты думаешь, Ипп, Киреев мог заняться плагиатом?
— Исключено! В этом я убежден… А что? — Ипполит с любопытством посмотрел на Вадима.
— Смотри, автобус уже развернулся.
— Черт с ним.
— Следующий будет через час. Пока, Ипп!
Причудливая ломаная тень разорвалась.
Борька Гогуа стоял на гостиничной веранде и чистил лыжи. На нем был яркий оранжевый свитер и нежноголубые штаны.
Взойдя на веранду, Вадим вспомнил, что именно Гогуа забрал к себе присланный недавно оттиск статьи Киреева о гидроксиле.
— Тебе что — оттиск или рукопись? В рукописи гораздо шире, — произнес Гогуа, пробуя лыжи мокрым пальцем. Как профессиональный гонщик.
— И то и другое.
— Ладно. Вечером занесу. Сейчас не могу, и не уговаривай… Если ее увижу, у меня будет разрыв сердца.
Вскоре после Нового года Борька привел в общежитие невысокую полную девушку и объявил всем, что это его жена. Тетя Женя без удовольствия встретила сообщение и возбудила дело.
Каждый вечер в гостиницу приходил милиционер и дежурил в тепле, охраняя нравственность и чистоту гостиничных устоев. По-видимому, этот пост был ему приятен, он приходил со своим сахаром.
Борька рычал и клялся. Ничего не помогало. Нужно было одно — письменное доказательство. Формальная отметка в паспорте.
Вся гостиница обсуждала ситуацию и сочувствовала Борьке. Тот приводил какие-то веские причины, по которым не было отметки в паспорте.
— Я ее убью! — кричал Борька и нервно хватался за свою тонкую талию. Угроза относилась к тете Жене.
Наконец в паспорте появилась отметка, и покоренная тетя Женя притихла. При вручении ключей чете Гогуа она не скрывала брезгливости. Гогуа был горд и независим, как горец на лошади. Но не долго. Вскоре на тети Женином лице стала все чаще и чаще появляться торжествующая улыбка. Предвестник каких-то событий.
И действительно, по гостинице-общежитию поползли слухи, что в семействе Гогуа не все в порядке.
Маленькая полная женщина ревновала Борьку ко всему одушевленному. Свободный дух Гогуа не мог вынести такого контроля — скандалы были слышны по всем трем этажам с достаточной четкостью. Муки Борьки были настолько глубоки, что он начал делиться с сотрудниками отдела.
Вот и сейчас маленькая жена, очевидно, с великим трудом отпустила Борьку на лыжную прогулку.
— Не могу, Дима. Вечером занесу, дорогой. Не отпустит она меня. — Борька пробовал на палец вторую лыжу. — Всю жизнь мечтал о высокой стройной красавице, а попался какой-то бутуз.
Особенности характера жены Гогуа относил за счет внешности супруги. Это была его принципиальная ошибка. Возможно, поэтому и случались скандалы.
Вадим сочувственно кивал. Он не терял надежды, что уговорит Борьку пойти за материалом. Так и случилось.
— Ладно. Я поднимусь в номер и возьму бумаги. А ты меня позови, будто дело есть, — Борька приставил лыжи к стене. — Только громко! Чтобы она слышала… Лучше прямо с веранды. Минут через пять, чтобы успеть разыскать оттиск. А то я буду вынужден спуститься к тебе с пустыми руками.
