Антонина испугалась. Видимо, Клямин не шутил. Он действительно был очень сердит. Она сдернула с коленей Клямина бусы и сунула в свой карман.
Несколько минут они ехали молча.
Первые желтые фонари с любопытством заглядывали в салон таксомотора, осматривали все, точно таможенники. Клямин помнил этих бравых ребят с той поры, когда служил на флоте. Сколько они ему крови попортили…
Понемногу он отошел: при чем тут Антонина!
– Извини, подруга. С резьбы сорвался, много всякого накопилось за эти дни.
– Я и вижу. Не в себе ты, – сказала Антонина. – Хороший ты человек, Антон. Только мало тебя хвалили.
5
Клямин возвратился в парк за три часа до окончания смены. Дежурный механик выглянул в окно. Таксомотор уже стоял над смотровой ямой контрольно-пропускного поста. Клямин протянул дежурному путевой лист. Тот вставил лист уголком в штамп-часы и нажал кнопку, отбивая время окончания работы.
– С чем явился? – спросил дежурный.
– Свеча полетела, – ответил Клямин.
Дежурный смотрел на него с удивлением. Тоже нашел причину закончить работу раньше срока.
– А как план? – поинтересовался дежурный.
– В ажуре, – усмехнулся Клямин.
– Мало на вас вешают, – проворчал дежурный. – За несколько часов план везете.
– Не твоя забота, чин, – оборвал его Клямин. – Свечи есть? А то склад закрыт.
– Будто они есть на складе. – Дежурный достал из ящика свечу в картонной фабричной упаковке. – Твое счастье. Тебе одну?
– Думаю, одну. – Клямин достал из кармана три рубля, хотя свеча стоила несколько дешевле: за услугу надо платить.
В парке вообще к услугам относились с уважением. На каждом шагу изволь отблагодарить то механика, то электрика, то кузовщика, то сторожа на этаже… Твердый тариф, лишнего не возьмут. Традиция…
– Слушай, Клямин, тебя тут один домогался по телефону, – вспомнил дежурный. – Просил передать. Два раза звонил.
Дежурный оторвал кусок газеты с записанным на нем телефонным номером и протянул Клямину. Номер был Клямину незнаком, это точно. У него особая память на телефонные номера. И чей телефон, непонятно – ни фамилии, ни имени… Клямин хотел тут же позвонить, но городской аппарат в дежурке оказался спаренным с кассой и потому был вечно занят.
Клямин въехал во двор парка.
Очередь на мойку тянулась чуть ли не от ворот. Разумнее было пока что повозиться с двигателем. Он отогнал таксомотор в сторону, поднял капот…
Но загадочный телефонный звонок вызывал у него беспокойство. Клямин захлопнул капот, запер автомобиль, отыскал в кошельке двушку и вышел на улицу, к автомату.
Ждать не пришлось – автомат мгновенно сработал, на том конце провода подняли трубку. Голос был незнакомый. Грубоватый, с хрипотцой.
– Послушай, Клямин! Ты приходи, брат, на улицу Подольскую, к дому десять, стукни в квартиру сорок два. Лады? И бегом!..
– Кто это говорит? – прервал Клямин. И у него в голосе прорвалась такая же полублатная интонация.
– Хороший человек говорит. И не тяни резину – в твоих интересах. Завтра будет поздно.
– Ты Беню знаешь?.. Так не пойти ли тебе к его родственникам? – предложил Клямин. – И бегом!
– Не валяй дурака, Антон. Тебе из Ставрополя кланялись. Понял? То-то. – Незнакомец повторил адрес и повесил трубку.
Подольская улица находилась минутах в трех ходьбы от таксопарка. Дом десять стоял углом. На первом этаже размещались овощной магазин и парикмахерская. Все подъезды выходили на улицу, кроме одного – он притулился во дворе, у сложенных штабелями порожних ящиков из-под овощей. Сорок вторая квартира была на третьем этаже. Звонка действительно не было, как и таблички с фамилией.
Клямин постучал костяшками пальцев.
– Антон? – донесся голос, приглушенный деревом.
– Ну, – нехотя отозвался Клямин.
Дверь распахнулась. На пороге стоял Виталий Гусаров по прозвищу Параграф. Клямин обрадовался, но виду не подал. Поездка в Ставрополь, кажется, сблизила их…
Гусаров стоял без пиджака, в белой рубашке с крахмальным воротничком. Тонкие подтяжки обозначали довольно заметное брюшко. Белобрысые волосы, как всегда, были безукоризненно причесаны. Он сердечно поздоровался с Кляминым и указал ему на дверь, ведущую в глубину квартиры. Клямин снял куртку, повесил на гнутый крючок. Комната выглядела запущенной и неопрятной. Старый диван, три больничных табурета, шкаф с резной рассохшейся облицовкой. Дверь, ведущая в соседнюю комнату… «И описать нечего», – усмехнулся про себя Клямин, присаживаясь на диван. Противоположный угол дивана занял Гусаров.
