источая стойкий запах сивухи, ковылял пляжный коршун, кривобокий старик Макеев. Кого-кого, а бутылочного короля Клямин тут никак не предполагал увидеть.
– Хо! Ты ли, дед?
Макеев молчал. Сморщенное личико выражало крайнюю сосредоточенность и деловитость. Гусаров указал вошедшим на табуреты. Те сели. При этом незнакомец крепко выругался, просто так, для хорошего настроения. Макеев кивнул в знак согласия…
«Ну и бригада! – продолжал удивляться Клямин. – Интересно, что они придумали?»
Гусаров оглядел всех с каким-то веселым вниманием.
– Что ж, начнем наше заседание, – произнес он. – Скажите, вы знаете этого человека? – Он выбросил руку в сторону Клямина.
– Антоска Клямин, кто его не снает, – прошепелявил Макеев. – Снаем. И я снаю, и Леха…
– Повторяю, – прервал его Гусаров. – За Леху ты не отвечай; он сам по себе.
– Я сам по себе, – хрипло произнес мужчина, – болван!
Голос мужчины показался Клямину знакомым. Но Клямин мог бы поклясться, что видит этого человека впервые.
– Знаю я этого Клямина. Сто раз виделись, – проговорил мужчина. – На пляже виделись. Пили-ели. Знаю все.
– Ты что, плешивый! Я первый раз тебя вижу, – удивился Клямин.
Гусаров плаксиво сморщился. Поднял белый нежный палец к потолку:
– Антон Григорьевич… Мы же условились. Вы только слушаете.
– Так ведь…
– Антон Григорьевич! – капризно всхлипнул Гусаров.
– Заткнись! – Мужчина поднял на Клямина маленькие глазки. Кулаки вздыбили карманы полосатых брюк.
– Продолжим, – решил Гусаров. – Итак, подсудимый Макеев Георгий Ефимович… Знаете ли вы подсудимого Клямина?
Клямин с удивлением взглянул на Гусарова, но сдержался, промолчал.
– Снаю я этого Клямина, – подтвердил Макеев. – Сто лет снаю.
– Расскажите суду обстоятельства вашей последней встречи.
Макеев встал с табурета, разгоняя волну сивухи.
– Ты, дед, хотя бы бензином умылся. Все родной запах, – буркнул Клямин и отвернулся.
– Нисего, ессо вспомнис энтот запах… Сто я могу сказать? Встлетил я Клямина в бале «Кулолтный». Говолю: есть у меня товалец иностланный, у матлосов купил. Больсые деньги за него дают на Кавкасе цеховики, котолые тликотаз выпускают. Плиеззал один, адлес оставил. Давай, говолю, Клямин, свези. Как лаз у него командиловка была. Он и свез. Пеледал.
Клямин, ничего не понимая, вертел головой, глядел то на Гусарова, то на Макеева. Влажные и клейкие ладони придавали рукам вялость. Клямину так и не удалось помыть руки: во дворе крана не было.
– И вы можете подтвердить, что была эта сделка, свидетель? – обратился Гусаров к мужчине.
– Очень даже, – кивнул тот чугунной головой. – Я присутствовал при этом. Клямин при мне дал согласие. Это было в баре «Курортный». Старик говорит ему: «Свези. Навар поделим. Больше тысячи дадут». Потом попросил прихватить кое-какой другой товар. Дубленки, хрусталь, что-то еще. Там, говорит, настоящую цену дадут, на Кавказе.
– Скажите, свидетель, в последний раз вы были осуждены по статье двести шестой и двести седьмой? Злостное хулиганство и угроза убийства. Верно? – проговорил Гусаров.
– Верно. Отсидел весь срок, спасибо.
– Кто вас познакомил с Кляминым? Тоже подсудимый Макеев?
– Нет. С Кляминым меня познакомил Михаил, мой товарищ. Мы с ним занимались авторалли. Он бы подтвердил, жаль – помер.
Табурет поскрипывал под тяжелым телом плешивого. Брови наползли на его маленькие глаза. Теперь Клямин точно знал, где он слышал этот голос. По телефону. Голос предложил ему явиться на Подольскую, в дом десять…
Гусаров повернулся к Клямину:
– Вопрос к подсудимому Клямину. – Он вновь поднял палец, упреждая негодующее движение Клямина. – Скажите, подсудимый, вы знаете о назначении товара, который перевозился вами в ящиках с иностранным трафаретом?
– Теперь знаю! – воскликнул Клямин.
– Что значит «теперь»? – В тоне Гусарова прорвалась настороженность.
И это не оставил без внимания Клямин. Он интуитивно уловил, что ни в коем случае нельзя называть своего соседа Борисовского.
– Теперь? Ну, со слов этой старой калоши. – И, не удержавшись, добавил: – Бывшего воина Белорусского фронта, отважного танкиста.
