— Кто дал вам право копаться на Марсе?
— На Марсе никто не копается, — охотно отвечал Стабилизатор. — Мой командор копается в Марсе. «В» и «на» — разные вещи. Маленькая буква, а меняет все дело. Любой юрист это подтвердит. Мы решили не брать лицензию. Мой Командор зол на всю Вселенную. Он поклялся молчать до тех пор, пока не найдет самого себя. Не знаю, что у него из этого выйдет, мне он запретил помогать, зато я наговорюсь вволю. Вы не беспокойтесь — все находки он регистрирует, фотографирует, измеряет и описывает, — я слежу.
Адмирал допил пиво и швырнул банку в Стабилизатора.
Тот увернулся, и банка, гремя, покатилась по Марсу.
— Какие еще находки? — мрачно спросил Адмирал.
— В палатке. Можете взглянуть, но руками не трогать.
В палатке на большом столе была разложена грязная груда человеческих костей. Они еще не были склеены, но скелет уже вполне обозначился. Адмирал растянул подтяжки, громко стрельнул ими в свой живот и потер ушибленное место.
— Это что? — спросил он и ткнул тростью в какую-то треснувшую пластинку.
— Это великолепный обломок человеческого черепа, — начал объяснять Стабилизатор. — Лобная кость. Взгляните, какие прекрасные отпечатки мозговых извилин. Какой узор! А вот изумительная берцовая кость. А вот… А это…
— Теперь я знаю, почему на Марсе нет жизни, — задумчиво сказал Адмирал. На Марсе жизни нет от проходимцев!
Он так хлопнул дверью, что по Марсу пробежал небольшой пылевой вихрь. Адмирал похромал к месту раскопок, разъяренно колотя себя тростью по голенищам, — как лев хвостом перед нападением.
Бел Амор продолжал дробить ломом вечную мерзлоту, когда тень Адмирала упала на дно ямы. Бел Амор задрал голову, посмотрел Адмиралу в глаза и швырнул ему па сапоги лопату грунта. Инспектор понял: если ему суждено когда-нибудь здесь погибнуть, то это произойдет от руки Адмирала.
Адмирал отряхнулся, сел на краю раскопа и принялся наблюдать за работой Бел Амора. Он уважал тех, кто умеет рыть землю. «Палеонтология есть физическая паука, — учил Адмирал студентов, — в которой главный научный метод в том-то и состоит: „Бери больше, кидай дальше, копай глубже“. Вкалывать надо!»
— Я готов верить в безумные идеи, — сказал Адмирал в яму. — Я эти идеи сам сочиняю. Идеи могут быть сумасшедшими. Пожалуйста! Но не их авторы! Чем вы занимаетесь? Ищете на Марсе самого себя?
— Побережись! — крикнул Бел Амор и вывалил на Адмирала очередную лопату грунта.
— Не грубите, — продолжал Адмирал, отряхиваясь. — Я хочу разобраться. По-моему, безумные идеи ученых отличаются от дилетантских фантазий. Они происходят от точного знания, а дилетанты любят всякие недостающие звенья. В палеонтологии им рай.
В ответ из ямы вылетела грязная сплющенная банка изпод пива.
— Это что? — спросил Адмирал.
— Банка из-под пива, — с готовностью объяснил Стабилизатор из-за спины. Найдена только что на ваших глазах под вулканическим выбросом возрастом в четыре миллиарда лет.
На ней даже сохранилась надпись: «…иво жигуле…»
— Заткнись! — начал звереть Адмирал. — Вы хотя бы знаете, что происходило четыре миллиарда лет назад? Детство Солнечной Системы! Младенчество! Пространство еще забито первичной материей, но Система уже дышит, самообучается, отдельные ее элементы и части нащупывают свои орбиты и функции, ну и, конечно, Московский пивзавод не в стороне от проблем мироздания — как же без пива?! А где дата выпуска? Свежее ли пиво? Какого числа и года? Стерлись годы! Вот ваши шарлатанские методы!
В ответ из ямы — молчание.
Бел Амор раскорячился на дне раскопа и расчищал очередную находку: золотой зуб.
«С Марсом пора кончать, — тоскливо думал Бел Амор. — Это гиблое место. Хватит марсианских хроник, сколько можно!» Он выбрался из ямы, отбросил лом и огляделся по сторонам, фиксируя пейзаж.
«Меня здесь нет, — растерянно думал Бел Амор. — Я нашел не того, кого искал… Где же теперь Я?»
Кто не был на Марсе — все сюда!
Разгар лета, полдень, не холодно, тепло, даже жарко — минус двадцать по Цельсию. Близится Великое противостояние Марса с Землей, свидание неминуемо, планеты идут на сближение, — Марс краснеет и надувается, как индюк, Земля невинно голубеет и видна уже даже днем. Марсианский грунт, окисляясь, цветет ржавчиной, из замерзших пылевых сугробов торчат валуны и обнажаются гладкие застывшие потоки лавы. Рай для геолога, зато скука для писателя-фантаста, о Марсе столько написано, что он уже не вдохновляет. Из-за обилия в грунте скисающего железа марсианская блекло-красная гамма кажется экзотичной только поначалу, но вскоре взору становится невыносимо скучно, как в глубине Сахары.
Здесь не завихряются облака, как на Юпитере, Фобос и Деймос чересчур малы, чтобы соперничать с блеском Луны, и уж никакого сравнения с окрестностями Сатурна, где глаз нельзя оторвать от разноцветной карусели колец и спутников. Безжизненный Марс смертельно скучен, как были скучны не заселенные людьми равнины фантастических опусов самого Бел Амора, — как оживить эту равнину, он не знал и вовремя догадался бросить это занятие. Нет жизни на Марсе, ни малейшего движения не наблюдается, разве что по утрам низконизко клубится пыль, возмущенная приливом Земли, да Стабилизатор бродит у фургона и к чему-то принюхивается.
Бел Амор развернул носовой платок и показал Адмиралу осколок нижней человеческой челюсти с золотым зубом.
— Как, еще одна нижняя челюсть? — удивился Адмирал. И опять ваша собственная? Сколько нижних челюстей может быть у одного человека? Я слышал, что вы когда-то пописывали фантастические рассказы?
— Вот что, Адмирал, — ответил Бел Амор. — Занимайтесь своей палеонтологией и не лезьте в литературу. Литература нужна для того, чтобы каждый мог найти самого себя, вот и все. Жизнь на Марсе существует в человеческом воображении — значит о ней нужно писать, о ней пишут, значит она существует. А это не моя челюсть. И кости в палатке тоже не мои. Я тут кого-то нашел, но, к сожалению, не себя.
— Чьи же это кости? — опять начал звереть Адмирал, потому что уже догадался, чьи.
— Эта нижняя челюсть с золотыми зубами лежала рядом с банкой из-под пива под камнем возрастом в четыре миллиарда лет. Если вы откроете рот и позволите мне осмотреть ваши золотые зубы, то я точно определю, кому эта челюсть принадлежит.
Адмирал был большим светилом в палеонтологии, но иногда у него случались затмения — ум заходил за разум, протуберанцы можно было наблюдать через закопченное стекло, но близко не подходить. Стабилизатор удрал в палатку от греха подальше. Адмирал зарычал. Вулкан вздрогнул, ледяная лавина углекислого газа с грохотом понеслась вниз по склонам и затихла по ту сторону залива.
Почему он, Адмирал, сразу не узнал свою лобную кость и этот прекрасный узор собственных мозговых извилин? Он столько черепов повидал на своем веку, что в этом черепе не имел права ошибиться — все в нем было родное, недаром его неодолимо тянуло на Марс. Это он когда-то погиб здесь с банкой пива в руке; его зашибло вулканической бомбой, а он не делал даже попытки к бегству — с пивом не бегут! Тут она его и настигла…
Одинокая слеза побежала из мертвого адмиральского глаза. Затмение закончилось, ум и разум благополучно разошлись по своим орбитам. Найти самого себя не шутка. А впрочем, обычное дело. Нашел себя, и ладно. Кости современных академиков палеонтологию не интересуют.
— Я оставлю вас наедине, — сказал Бел Амор и протянул Адмиралу носовой платок.
— На кой черт, — буркнул Адмирал.
Бел Амору стало ясно, что Адмирал не собирается паковать и тащить на Землю свой скелет, чтобы
