связана и где меня всячески рекомендовали. На последнюю почтовую станцию за мною прислали коляску. Был прекрасный послеполуденный час, когда я въезжал в Гейнбах, так называлось это имение. Мы остановились под высокой аркой ворот, двое слуг спустились по лестнице, чтобы взять мои вещи и показать мне мою комнату. Когда я еще вынимал из коляски какие-то книги и другие мелочи, спустился и хозяин дома, любезно со мной поздоровался и сам провел меня в мое жилье, состоявшее из двух приятных комнат. Он сказал, чтобы я здесь устраивался, заботясь лишь о своем удобстве, что одному из слуг велено исполнять мои приказания и чтобы я, когда буду готов и если пожелаю поговорить с его супругой еще сегодня, вызвал звонком слугу, который и отведет меня к ней. Затем он покинул меня, учтиво попрощавшись. Человек этот мне очень понравился, я снял запылившуюся одежду, умылся, разложил в комнате лишь самое необходимое, оделся, как полагается для визита, и велел спросить хозяйку дома, можно ли мне явиться к ней. Она прислала утвердительный ответ. Меня провели по коридору, увешанному картинами, мы вошли в переднюю, а оттуда — в комнату хозяйки. Это была большая комната с тремя окнами, к ней примыкала еще одна, очень милая. В первой стояла изящного вида мебель, висели картины, а послеполуденное солнце смягчали легкие занавески. Женщина сидела за большим столом, у ног ее играл мальчик, а сбоку, за маленьким столиком, сидела девочка с книгой. Казалось, она читала вслух. Женщина поднялась мне навстречу. Она была очень красива, еще довольно молода, и, что меня больше всего поразило, у нее были очень красивые каштановые волосы, но очень темные, большие черные глаза. Я немного испугался, сам не знаю почему. С любезностью, внушившей мне доверие, она пригласила меня сесть, а когда я это сделал, назвала свои имя и фамилию, прямо-таки сердечно приветствовала меня и сказала, что очень давно мечтает увидеть меня в своем доме.
— Альфред, — позвала она, — подойди и поцелуй руку этому господину.
Мальчик, игравший дотоле рядом с нею, встал, подошел ко мне, поцеловал мне руку и сказал:
— Я тебе рад!
— И я тебе рад, — ответил я и пожал ручку мальчика. У него было розовое лицо и каштановые, как у матери, волосы, но глаза синие, какие я, кажется, видел у его отца.
— Это ребенок, ради которого мне так хотелось залучить вас в наш дом, — сказала женщина. — Давать ему уроки вам не очень-то придется, для этого есть приходящие учителя, но мы просим вас пожить у нас, чтобы вы уделяли внимание мальчику, чтобы, кроме связи с отцом, у него была связь и с молодым человеком, что могло бы оказать на него влияние. Воспитание — это, пожалуй, и есть связь, молодому, даже такому маленькому, не следует быть связанным только с матерью или с мальчиками же, обучение дается легче, чем воспитание. Для первого достаточно что-то знать и уметь это сообщить, чтобы воспитывать, нужно что-то собой представлять. И если человек что-то собой представляет, он, думается мне, легко и воспитывает. О вас рассказала мне моя приятельница, Адела, супруга купца, чей магазин находится напротив портала собора. Если вы сочтете нужным и обучать мальчика чему-либо, то как и в какой мере вы будете это делать, зависит от вашего усмотрения.
На эти слова я не мог ничего ответить. Я сильно покраснел.
— Матильда, — сказала хозяйка, — поздоровайся и ты с этим господином, теперь он будет у нас жить.
Девочка, все сидевшая за раскрытой книгой, встала и приблизилась ко мне. Я удивился, что она уже такая рослая, я представлял себе, что она меньше: она сидела на низковатом стуле. Когда она подошла ко мне, я встал, мы поклонились друг другу. Матильда вернулась к своему стулу, и я тоже сел на свой. Хозяйка, наверное, позвала Матильду, чтобы я перестал краснеть. Почти так оно и случилось. Да она, верно, и не ждала от меня ответа на свою речь. Она стала теперь спрашивать меня о всяких пустяках, и я отвечал ей. Моих обстоятельств, а тем более обстоятельств в моей семье, она не касалась. После недолгой беседы она отпустила меня, сказав, чтобы я немного отдохнул с дороги, мы встретимся за ужином. Мальчик все время держал мою руку, стоя рядом со мною, и часто заглядывал мне в лицо. Освободив свою руку, я еще раз приветствовал его, поклонился его матери и вышел. Вернувшись в свои комнаты, я сел на один из красивых стульев. Теперь я знал, почему мне предоставили такие хорошие условия и как трудна моя задача. Я колебался. Поведение хозяйки мне очень понравилось, поэтому я колебался еще больше. Посидев на своем стуле, я поднялся, и мне подумалось, что нужно посетить и хозяина дома. Я позвонил и велел вошедшему слуге отвести меня к хозяину. Слуга ответил, что хозяин отправился в лес и вернется лишь вечером. Он распорядился передать мне, чтобы я распаковывал свой багаж, отдыхал и не возлагал на себя в отношении его никаких обязательств, остальное можно будет обсудить завтра. Поэтому я снял с себя костюм, надетый для визита к хозяйке, переоделся и разместил свои вещи в комнатах. За этим занятием постепенно и прошел остаток дня. Когда я кончил разбирать свои вещи, уже смеркалось. Только я умылся и переоделся к ужину, как мой слуга сказал, что хозяин уже вернулся и хочет зайти ко мне. Я дал согласие, хозяин вошел и спросил, все ли в моем жилье подготовлено как следует и нет ли в чем-либо недостатка. Я ответил, что все превосходит мои ожидания и поэтому еще какие-либо требования были бы величайшей нескромностью. Он пожелал, чтобы мой приезд в его дом был к добру, чтобы мое пребывание в нем было приятно и чтобы мне не пришлось когда-либо покинуть его с раскаянием и болью. Затем он пригласил меня к ужину. Мы пошли в очень веселую столовую, где за простыми разговорами поужинали простой пищей. Присутствовали хозяин, хозяйка, двое детей и я.
На следующее утро я попросил узнать, могу ли я навестить хозяина. Меня пригласили зайти, и я надел тот же костюм для визитов, что и вчера, отправляясь к хозяйке. Хозяин сидел за бумагами, он поднялся при моем появлении, подошел ко мне, учтивейше поздоровался со мною и присел к столу. Он был уже полностью и очень изящно одет. Когда мы сели, он сказал:
— Еще раз добро пожаловать в мой дом. Вас так рекомендовали нам, что мы счастливы, что вы приехали, согласились пожить у нас и позволите моему любимому сыну, которому я желаю счастливого будущего, наслаждаться вашим обществом. Я надеюсь, вы через некоторое время увидите, что мы ваши друзья, и, возможно, тоже одарите нас своей дружбой. Устраивайте свои занятия, как вам угодно, беритесь за то, чего требует ваша будущая профессия, и чувствуйте себя во всем, как у себя дома. Здесь вам придется, наверное, привыкнуть к простоте. У нас и здесь, и в городе гости редки, да и мы сами нечасто бываем в гостях. Воспитанием Матильды жена занимается сама. С воспитательницами нам не везло. Поэтому мы перестали искать компаньонку для Матильды. Она обычно при матери, иногда видится с девочками своего возраста и нередко участвует в разговорах и прогулках двух старших девочек, очень хороших и милых. Вообще же она занята своим образованием и проводит время в учении. Как обстоит дело с мальчиком, вы сами увидите. Нам сказали, что в городе вы жили очень уединенно, поэтому мы надеемся, что у нас вам не будет недоставать общества. Я занимаюсь кое-какими научными делами, и если для вас разговор об этом, при совпадении наших предметов, не лишен приятности, то смотрите на меня как на старшего брата, причем не только в этих, но и в прочих делах.
— Я очень пристыжен вашей добротой, — отвечал я, — лишь теперь я понял, как велика задача, стоящая передо мной в вашем доме. Не знаю, сумею ли я хотя бы в малой мере справиться с нею.
— Справиться, наверное, будет нетрудно, — возразил он.
— А если все-таки не получится? — спросил я.
— Тогда мы будем откровенны и скажем вам об этом, чтобы соответственно и поступить, — ответил он.
— Это очень облегчает мне душу, — отвечал я, — ведь таким образом недоверия никогда не возникнет. Я до сих пор жил только в двух семьях, в семье матери — ибо отец умер в самом начале моей юности — и в семье одного почтенного старого чиновника, на хлебах у которого я пребывал во время учения в гимназии. Первая семья для меня, как для любого человека, беспримерна, но и вторая тоже.
— Может быть, и наша окажется такою же, — сказал он. — А теперь вам покажут дом и все, что к нему относится, чтобы вы знали место, где вам придется какое-то время прожить. Но если вы хотите заняться чем-то другим, извольте. Доступ ко мне всегда для вас открыт, входите без доклада и без стука.
На этом наш разговор окончился, мы поднялись, попрощались, он дружески подал мне руку, и я вышел из комнаты.
Я переоделся в обычное свое платье и велел спросить, есть ли у Альфреда время сопровождать меня и показать мне что-нибудь в доме и в саду. Мне ответили, что Альфред сейчас придет и что времени у него вдосталь. Мать сама привела ко мне мальчика и еще взяла с собой слугу, который нес связку ключей и
