Газдрубалом и его слонами блистательную победу при Панорме.
После этого сражения карфагеняне удалились в Лилибеум и Дрепану, на западную оконечность Сицилии, и отправили в Рим посольство, чтобы предложить мир или, по крайней мере, добиться выдачи пленных. С этим посольством отправили они и Регула, потому что надеялись, главным образом через его посредничество, достигнуть своей цели. Его обязали клятвой возвратиться в Карфаген в случае неудачного исхода этого поручения. Прибыв в Рим, он отказался от свидания с женой и детьми и не захотел появиться в сенате, сославшись на то, что он уже не сенатор и не римлянин, а раб карфагенян. Когда же карфагенские послы разрешили ему отправиться в сенат и там говорить за них, то он посоветовал сенаторам не соглашаться ни на мир, ни на выдачу пленных, имея в виду крайнее ослабление Карфагена, не позволяющее ему долго вести войну. Сенат обнаружил готовность ради Регула покончить дело миролюбиво; но Регул объявил, что он принял яд, который действует хотя медленно, но верно. По его совету, предложения карфагенян были отвергнуты, и вслед затем он возвратился в Карфаген, устояв против просьб и молений своих родных и друзей и против предложения жрецов снять с него клятвенный обет посредством жертвоприношений. Карфагеняне – так по крайней мере рассказывают – отомстили ему жесточайшими истязаниями. Они вырезали ему веки, заперли в темном помещении и затем внезапно вывели на яркий солнечный свет; они запрятали его в ящик, утыканный внутри со всех сторон гвоздями, так что он не мог никуда прислониться. В таком положении несчастный погиб от боли, бессонницы и голода. Рассказывают также, что сенат, получив известие о мученической смерти Регула, выдал знатнейших карфагенских пленных его детям, и эти последние отомстили за смерть отца такими же истязаниями. У Диодора Сицилийского мы находим известие, что бывшие в плену у римлян карфагенские военачальники Гамилькар и Бостар подверглись по настоянию вдовы Регула таким пыткам со стороны ее сыновей, что один из них умер, вследствие чего сыновья были вызваны в суд и едва избежали смертной казни.
20. Квинт Фабий Максим Кунктатор
Квинт Фабий Максим, прозванный Кунктатором (Cunctator – медлитель), был потомком знаменитого Фабия Максима Руллиана, игравшего такую значительную роль во время Самнитской войны. В детстве он был всегда молчалив, спокоен, осторожен, медлителен в учении, так что почти все считали его простачком и только немногие догадывались, как выразился Плутарх, что неповоротливость его натуры обусловливалась только глубиной ее и что в ней было много великодушного и наивного. Но вскоре, когда политические события выдвинули этого человека на поприще политической деятельности, оказалось, что все казавшееся неповоротливостью было только отсутствием неблагоразумной пылкости; то, что называли боязнью, – не что иное, как мудрая осторожность; недостаток быстроты и подвижности – только твердость воли и непоколебимая устойчивость. Действительно, спокойствие, осторожное и. и непоколебимая твердость составляют самые отличительные черты характера этого человека; кротость и смирение сохранились в нем и в позднейшие годы. Всякое благодеяние, оказываемое без приветливости, он называл каменным хлебом, который голодающий поневоле принимал, но которым нетрудно было подавиться. В молодые годы он не только приучал тело свое к военной службе, но занимался также науками и особенно развивал в себе дар красноречия. Его речь, по свидетельству Плутарха, была свободна от всяких риторических украшений и напыщенности, она свидетельствовала об уме, обладавшем своеобразной манерой и глубиной, в чем он, по замечанию многих, имел большое сходство с Фукидидом.
Консульскую должность Фабий получил в первый раз в 233 г. В этом звании он одержал победу над лигурами. Римляне полагали, что к войне против Рима побудили лигуров карфагеняне, поэтому Фабий послал в Карфаген копье и жезл герольда как символ войны и мира с требованием, чтобы карфагеняне выбрали то или другое. Но карфагеняне предоставили решить дело самим римлянам, а те на этот раз предпочли мир. В 230 г. Фабий был цензором, в 228 г. – вторично консулом и вскоре после того избран диктатором. Когда в 219 г. Ганнибал завладел Сагунтом, а многие в сенате требовали немедленно начать войну с Карфагеном, Фабий высказался против нее и предложил отправить к карфагенянам посольство. Предложение его было принято, и он сам был послан в Карфаген во главе этой депутации. «Квинт Фабий, – говорит Линий, – подобрав переднюю полу тоги так, что образовалось углубление, сказал: «Вот здесь я принес вам войну и мир; выбирайте любое!» На эти слова он получил не менее гордый ответ: «Выбирай сам!» А когда он, распустив тогу, воскликнул: «Я даю вам войну!» – присутствовавшие единодушно ответили, что принимают войну». Из Карфагена посланники, согласно данному им в Риме приказанию, направились домой через Испанию и Галлию с целью привлечь на сторону римлян преданные Карфагену испанские племена и склонить галлов к тому, чтобы они помешали проходу Ганнибала через их земли. Испанцы отвечали им, что пусть римляне ищут союзников там, где народ еще не знает о бедствии покинутого ими на произвол судьбы Сагунта. В Галлии же на упомянутое предложение римлян, заявленное ими в народном собрании, арвернцы отвечали громким смехом. Галлам показалась нелепой мысль вовлечь в войну самих себя только для того, чтобы отвратить ее от римлян. После страшного поражения при Тразименском озере, которое римляне потерпели в результате действий Фламиния, испуганный народ потребовал назначения диктатора, и тогда стали искать человека, который мог бы среди всеобщего смятения управлять государством без страха и твердой рукой. Выбор пал на престарелого и известного своей осторожностью и благородством Фабия, который уже при выступлении в поход консулов этого года советовал избегать битвы и постепенно ослаблять страшного противника продлением войны. Так как один консул пал, а другой, Сервилий, находился далеко от Рима, вследствие чего, согласно законам, диктатор не мог быть назначен только одним консулом, народ объявил Фабия продиктатором, а Минуция Руфа его начальником конницы (magister equitum).
В тот самый день когда Фабий вступил в должность, он созвал сенат и объявил, что консул Фламиний навлек бедствие на государство не столько своей неосторожностью и неумением или малодушием своих воинов, сколько неуважением к священным обычаям и предзнаменованиям богов, и что врага не следует бояться, а должно прежде, чем взяться за оружие, умилостивить богов искупительными жертвами. Вследствие этого посоветовались с Сивиллиными книгами и, согласно их предписанию, устроили большие игры в честь Юпитера, установили один молитвенный день и одно пиршество для богов, обещали воздвигнуть храм Венере Эрицинской и богине Мудрости и сверх того дали обет, в случае счастливого ведения войны в продолжение следующих пяти лет, посвятить Юпитеру весну. Это последнее постановление было сделано в народном собрании. Римский народ обещал принести в жертву Юпитеру все стада, всех свиней, овец, коз, рогатый скот, какие только родятся следующей весной в Италии. Успокоив таким образом религиозные сомнения и опасения народа и устранив боязнь неприятельского нашествия, диктатор во главе четырех вновь образованных легионов и войск, приведенных к нему консулом Сервилием из Верхней Италии, двинулся в Апулию. Он остановился недалеко от Ганнибала.
Относительно Ганнибала Фабий занимал выжидательную позицию. Не вступая в открытый бой и не давая не приятелю возможности прямо напасть на него, он постоянно держался в горах, не выступал из своего лагеря до тех пор, пока неприятель не выходил из своего, и направлялся дальше, как только двигалось неприятельское войско, причем он постоянно держался в таком отдалении, что вовлечь его в битву, вопреки его желанию, было невозможно. Эта медлительность навлекла на него общее осуждение. В собственном его лагере воины роптали и негодовали; враги же, за исключением только самого Ганнибала, признавали его малодушным трусом. Ганнибал угадал стратегический план своего противника и употребил всю хитрость и силу для того, чтобы заставить его сразиться, так как при таком способе ведения войны боевые силы его представлялись бесполезными, и он предвидел, что со временем ресурсов его не хватит сравнительно с теми, которыми обладали римляне. Но не менее Ганнибала был недоволен образом действий Фабия Минуций, человек задорный и воинственный, вроде Фламиния, с каждым днем все более и более передававший войску свое собственное негодование. Своими хвастливыми воззваниями он вселил в солдатах безумную воинственную отвагу и безосновательные надежды до такой степени, что они в насмешку называли диктатора педагогом Ганнибала, так как он сопровождал карфагенского полководца повсюду, точно вверенного его попечению школьника. Напротив, Минуция войско считало военачальником, которого сама судьба избрала для спасения Рима. Минуций издевался над расположением лагеря Фабия в горах, откуда, по его словам, войско могло постоянно смотреть на опустошение Италии; спрашивал друзей
