— Так их, так их, сынок! — запрыгал от возбуждения ветеран. Верзила смерил его мутным взглядом и прорычал:
— Слышь, старый! Свали отсюда по-быстрому. Будешь под ногами путаться — в репу дам!
Я уже собирался вмешаться, но тут кто-то поблизости заорал: «Стража! Стража скачет!», и обе группки мигом испарились. Лишь ветеран стоял посреди дороги, и лицо его было крайне растерянным.
Вскоре с нами действительно поравнялись пятеро всадников в форме.
— Откуда будете? — вопросил их командир с нашивками сержанта.
— Из Хойры, — честно ответил я.
— Куда направляетесь?
— В Тилиану.
— Цель посещения Нексии?
— Поесть и передохнуть.
— Надолго?
— Вряд ли. День, может, два.
Страж замолчал; расценив заминку в традиционной форме, я развязал кошелек и достал четыре монеты:
— Вероятно, с нас причитается за въезд в город?
— Вы с ума сошли! — возмутился сержант и понизил голос: — Хотите, чтобы меня с работы поперли за взятку при исполнении?!
— Взятку? — подняла брови Глори.
— А-а, вы же не местные, — вспомнил страж. — Закон у нас такой, понимаете ли: всю предвыборную неделю городские ворота не закрываются с самого утра до полуночи. Шастай, как говорится, в свое удовольствие, учиняй безобразия и — совершенно бесплатно. Э-эх!
Последний вздох явно выражал отношение сержанта к подобным законам, а также к умникам, которые их придумывают за счет честных налогоплательщиков.
— Разумеется, мы уважаем законы, — быстро вклинилась Глори, подмигнув мне. — Но разве в законе где-нибудь сказано, что стражи не могут оказать приезжим путникам услугу и проводить их до какого- нибудь приличного питейного заведения? А то вдруг кто-нибудь станет… безобразия учинять…
Монеты с моей ладони как ветром сдуло.
— Само собой, сударыня! — залихватски подкрутил усы сержант. — Не извольте беспокоиться. Я уж им учиню…
Внутри город еще больше напоминал филиал приюта для умалишенных. Толпы праздношатающихся сторонников всех возможных партий, обменивающиеся ругательными словечками, подгнившими овощами, а порой и камнями. Митинги вокруг наспех сколоченных трибун. Мусор и объедки на мостовых. Глори была совершенно права, когда заручилась поддержкой стражи: закон в Демополисе уважали. Правда, какой-то поддатый мастеровой заорал: «Долой держиморд!» — и швырнул в нашу сторону яйцом, но не рассчитал сил. Снаряд, не долетев до ближайшего стража метров тридцать, растекся по широкой груди проходившего мимо хримтурса. М-да, не повезло… В другой ситуации стражи, скорее всего, вмешались бы, но только не сейчас.
Пока мы наблюдали за вразумлением буяна, рядом уж что-то чересчур громко залязгало и загрохотало: из переулка выступил отряд из полутора десятков пожилых леди в возрастном диапазоне от «сильно за пятьдесят» до «давно песок сыплется». Несмотря на это, глаза старух горели огнем великих свершений, ноздри хищно раздувались, а суставы бодро поскрипывали в такт шагам. Привлекший же наше внимание грохот издавали ложки и половники, которыми бабки мерно ударяли в металлические миски, сковородки, кастрюльки и дуршлаги. У одной я заприметил даже бронзовую ночную вазу времен эдак дедушки Зензириты, короля Дроздофилла.
Поравнявшись с нами, правофланговая бабка воинственно вскинула голову и пронзительно заверещала:
Призываем, как и встарь:
Воздерженцев — на фонарь!
Всех центристов — камнем в лоб!
Левых — под позорный столб!
И все остальные тут же подхватили:
Ламца-дрица-гоп-ца-ца,
За Зюгена-молодца!
Бабки промаршировали мимо, и до нас донесся затихающий в отдалении гимн:
Славься, Отечество наше законное,
Выборов честных надежный оплот!
Партия Правая волей народною
Всех супостатов зараз изведет…
— И часто у вас такое? — сочувственно спросила Глори сержанта.