Словно фикус без воды.
О любовь! Сколь ты лукава!
Ты сестра самой беды! —
не унимался «Илья-богатырь». —
Образ твой мне в грезах снится,
Я худею день за днем.
За тобой, моя синица,
Полечу я журавлем!
— И желательно из окна! — буркнула Элейн. — Сэд, ты долго стоять будешь? Ломай дверь, а то публика ждет.
Публика и впрямь с каждым мигом множилась, как грехи Фила Красного Носа. На крышах и в окнах ближайших домов, на колокольне местного храма Троицы, на ветвях деревьев в яблоневом саду по соседству…
Я опять вздохнул и расчехлил висящий у седла топор. Но даже его гулкие удары были не в силах заглушить самозабвенно декламирующего лохолесца:
Роза мира! Я страдаю
Без тебя: люблю, но все же,
Что с тобою — я не знаю,
Кто с тобой — не знаю тож.
Ах! Неужто позабыла
Ты несчастного меня?!
Ах! Неужто разлюбила?!
Плачу я, судьбу кляня…
Так отбрось свое жеманство
И сомнения отбрось!
В чувстве главно постоянство:
Будем вместе, хоть и врозь!
— Будем, будем! — прорычал я, остервенело вгрызаясь топором в трещащую дверь. — Еще с пяток ударов, и будем! И тогда возьму я, писака паршивый, твое перо…
Напиши же мне хоть строчку
(Не прошу ведь мадригал!),
Чтоб хотя бы одну ночку
Я в подушку не рыдал.
— …Щас, разбежался! Возьму — и знаешь куда засуну!
А засим — прощай, родная.
Остаюсь, тебя любя.
(Нет на свете лучше края,
Чем тот край, где ждут тебя!)
Последние слова стиха совпали с моим финальным ударом. Противник пал. В духе лучших батальных полотен я переступил через его искалеченные останки и отбросил изрядно затупившийся топор. А то ведь и вправду приложу сгоряча…
— Одного не пущу! — тут же подхватила меня под локоть Элейн. — Ты же его прибьешь!
— Нет, — обнадежил я. — Разве что искалечу…
— Именно это я и имею в виду. — Ласково улыбаясь, магесса наступила мне на ногу и прошептала: — Мне нужна пара минут с ним наедине. И чтобы они не видели.
«Они» — это, разумеется, Бон и Римбольд.
С ребятами особых проблем не возникло. Гном и сам не шибко рвался под кулаки хмельного Ки Дотта, а парня я самым серьезным тоном попросил стоять тут и держать аркан наготове — вдруг наш приятель, вняв предложению Элейн, и впрямь надумает сигануть в окошко… Бон тут же купился и стал деловито разматывать веревку, а мы с магессой рука об руку вошли в терем.
— О, женщины! О, злая судьба! О, как я несчастен!
Элейн явно поскромничала: чтобы привести Ки Дотта в чувство, ей хватило нескольких секунд. Правда, легкую головную боль и сухость во рту она ему все же оставила, но — исключительно в воспитательных целях. Так что уже полчаса спустя бледный и осунувшийся сэр Шон, то и дело прикладываясь к изрядного размера кружке с огуречным рассолом, излагал нам свою печальную повесть.
Само собой, наш бедолага влюбился с первого взгляда. У ему подобных иначе не бывает. Лишь только узрел княжну, вышивающую шелками победу славного предка, князя Ольгерда, над коварными ромеянами с последующим прибитием черепа любимого коня к вратам поверженного Попандополиса, — и готово дело.
