Вожди и заговорщики

Ведомственная переменчивость, о которой пишет О. В. Хлев-нюк, носила социально-экономический характер, но сама защита людей от центра была непосредственно связана с отношением к репрессиям, с устойчивой «умеренностью» по этому вопросу. Так, заместитель Генпрокурора СССР А. Вышинский, выступая на очередном процессе «вредителей» (новая волна таких репрессий прокатилась в 1933 году), призвал к развертыванию дальнейших

репрессий в Наркоматах тяжелой промышленности и земледелия, которыми руководили С. Орджоникидзе и Я. Яковлев. Наркомы воспротивились этому, показав, что «вредители» на самом деле не так уж и виноваты, а может быть вовсе не виноваты. Они руководствовались деловыми соображениями. Всентябре 1933 года Сталин писал: «Поведение Серго (и Яковлева) в истории о «комплектности продукции» нельзя назвать иначе, как антипартийнымБ Яна-писал Кагановичу, что против моего ожидания он оказался в этом деле в лагере реакционных элементов партии»¹²⁸. Теперь признаком антипартийности и реакционности стало противостояние репрессиям, проводимым даже в агитационных целях.

Партийцев рангом пониже за антипартийное и тем более реакционное поведение немедленно арестовали бы и исключили из партии. Но кем заменить старого друга Орджоникидзе и верного, хотя и способного ошибаться Кагановича? В том же письме Мо-лотову Сталин жалуется, что нельзя долго оставлять на хозяйстве Куйбышева - он может запить. Нужно срочно готовить смену - послушных, исполнительных руководителей, способных вести дела по разработанной Сталиным стратегической линии.

На волне «большого скачка» мощь ведомственных и территориальных кланов росла. О. В. Хлевнюк пишет об этом: «Могущественные советские ведомства, возглавляемые влиятельными руководителями, были не просто проводниками «генеральной линии». Приобретая немалую самостоятельность и вес в решении государственных проблем, они во многих случаях диктовали свои условия, усугубляя и без того разрушительную политику «скачка»: постоянно требовали увеличения капитальных вложений, противодействовали любому контролю над использованием выделенных средств и ресурсов и т. д. Огромный партийно-государственный аппарат в полной мере демонстрировал все прелести бюрократизма, косности, неповоротливости и, как обычно, настойчиво отстаивал свои корпоративные права»¹²⁹.

Сталин стремился к монолитности правящего класса - без фракций, территориальных и ведомственных кланов. Однако с неуклонностью социального закона из партийных кадров снова складывались кланы и группы, что вело к распаду сверхцентрализованной системы. Чем дальше удавалось продвинуть страну по пути превращения в единую фабрику, тем выше становился предел прочности новой системы. Но на том же пути росла масса бюрок-

ратии и ее власть, ее чисто человеческое стремление к самостоятельности.

Эта проблема лишь обострилась по мере разочарования в итогах «большого скачка». На фоне славословий об успехах пятилетки каждый из лидеров знал о провалах в своей и сопредельных областях и сферах. Это заставляло бояться ответственности и подозревать Сталина в обмане. Настроения недовольства в партии подогревались старыми товарищами и сотрудниками из оппозиционных кругов, среди которых Рютин и Смирнов находились по краям широкого спектра. Вшепотках за спиной Сталина звучали призывы к его смещению. Группа надежных сторонников в ЦКсужалась. Борьба с трещинами в системе, за превращение людей в детали механизма была борьбой не на жизнь, а на смерть.

ГЛАВА VI. СТАРТОВЫЙ ВЫСТРЕЛ

За кулисами съезда

Со второй половины 1933 года сталинское руководство решило, что пора ослабить натиск «социалистической реконструкции». Были ограничены репрессии против крестьянства, часть осужденных в процессе коллективизации освобождались, с них снималась судимость. Этот сталинский «неонэп» преследовал цель не только упорядочить образовавшийся в результате «большого скачка» социальный «бурелом», но и затянуть трещины в партии - привлечь к работе кадры, негодные в период «штурма», но достаточно компетентные, чтобы обеспечивать наладку крупно сконструированной машины и ликвидировать разрушительное последствие ее создания.

Возросло влияние Бухарина в Наркомтяжпроме, а в 1934 году, после XVII съезда партии, он хоть и был переведен из членов в кандидаты в члены ЦК, но назначен редактором второй по значению газеты СССР - «Известия». Это был сигнал всем, кто после бедствий первой пятилетки стал внимательнее относиться к предупреждениям Бухарина: политика будет проводиться с корректировкой вправо. Официально это отрицалось. На Бухарина события первой пятилетки могли произвести не только отрицательное впечатление. Ведь Сталин значительно приблизил их общую цель, о которой Бухарин писал в самый разгар НЭПа: «Сам рынок рано или поздно отомрет, ибо все заменится государственно-кооперативным распределением производимых продуктов»⁵⁶⁷. Как марксист, Бухарин не был рыночным социалистом. Но он полагал, что переход к государственно-кооперативной системе распределения позволит создать более демократический строй, чем капитализм. Готовность Сталина делать шаги в сторону либерализации режима определяла отношение к его политике со стороны как Бухарина, так и близкой к нему по взглядам части большевистской элиты.

В 1934 году укреплялось «правовое государство». ОГПУбыло реорганизовано и влито в состав вновь созданного Наркомата внутренних дел (НКВД), который возглавил Г. Ягода.

Ягода Генрих Григорьевич (Енох Гершенович) (1891-1938). Родственник Я. Свердлова. С 1907 года - большевик. Дружил с

М. Горьким. В 1917 году работал в газете «Солдатская правда». Участник Октябрьского переворота. С1920 года член коллегии ВЧК, ГПУи ОГПУ. Был вторым заместителем председателя ОГПУ, начальником особого отдела и Секретно-политического управления. С1926года - 1-йзаместитель председателя ОГПУ. При тяжело больном В. Менжинском фактически возглавил ОГПУ. Но среди руководителей ОГ-ПУЯгода как руководитель вызывал недовольство, и в 1931 году понижен в должности с первого заместителя до второго. После смерти Менжинского на базе ОГПУбыл создан НКВД, и Ягода стал наркомом. Создал систему ГУЛАГа, проводил репрессии против оппозиции и инакомыслящих, не останавливаясь перед фабрикацией дел. Член ЦК ВКП (б) с 1934 года.

Из ссылок вернули и повторно раскаявшихся левых оппозиционеров. Почему они опять согласились на унижения? Незадолго до ареста в 1932 году Каменев напишет о писателе А. Белом: «Трагикомедия эта заключается в том, что, искренне почитая себя в эти годы участником и одним из руководителей крупного культурно-исторического движения, писатель на самом деле проблуждал все это время на самых затхлых задворках историиБ»² Самое страшное для бывших большевистских вождей - стать героями такой «трагикомедии», «блуждать на задворках истории». Каменев и Зиновьев пишут покаянные письма. «Яобращаюсь с горячей личной просьбой,- умолял Каменев,- помогите мне ликвидировать глупейший период моей жизни, приведший меня на 15 году пролетарской революции к полному отрыву от партии и советского государства». Причина ошибок, которые признает он в этом письме: не поняли вовремя, что Сталин может руководить партией не хуже Ленина. Бывшие вожди давят на жалость: «События на Западе и Востоке, нарастание бурной атмосферы превращает сидение в стороне от работы буквально в «моральную пытку»Б»³ Для Бухарина приближение «больших мировых развязок»⁴ тоже является надеждой. Врешающем мировом сражении былые разногласия будут не так важны, а способности бывших вождей - на вес золота. Сталин тоже много думал о «мировых развязках». Ане ударит ли ему в спину коммунистическое подполье при первых неудачах?

Каменеву и Зиновьеву подыскивали работу в Москве - пока скромную (издательство «Academia», Центросоюз). Через год, уже в тюрьме, Зиновьев писал: «Мы не раз говорили себе: вот если бы партия (мы говорили: Сталин) привлекла нас на «настоящую»

работу, вероятно, все бы сгладилось, мы бы помогли исправить «ошибки», улучшить режим и т. п., и