— Да. Лошади любят хлеб с солью и сахар. Если после каждого взрыва давать ему небольшой кусок, он будет видеть во взрыве сигнал для лакомства.
— Этак мы и простимулироваться можем, — с сомнением проговорила Ульяна Ивановна, — ведь то и дело бабахает.
— Я буду давать понемногу, Ульяна Ивановна.
Так началось перевоспитание Мазепы.
Случилось, что поблизости от наших путешественников упал подбитый в воздушном бою немецкий самолет. Он врезался в землю со страшным воем и взорвался.
Привязав лошадь к кусту, доктор Великанов и Ульяна Ивановна подошли к дымящемуся самолету, походившему на труп чудовища.
Доктора Великанова вид поверженного насмерть врага навел на глубокие размышления. Наступив на хвостовое оперение, он некоторое время задумчиво рассматривал сложное устройство машины, затем сказал:
— Если бы, Ульяна Ивановна, два года назад мне кто-нибудь сказал, что я буду радоваться гибели человека, я, несомненно, был бы глубоко возмущен и, разумеется, был бы не прав, потому что фашизм уже существовал и будущее можно было предвидеть. Говоря совершенно откровенно, я должен сознаться, что, прожив шестьдесят два года, я не успел узнать самого себя. Как я ошибался!
Уразумев, что доктор упрекает не кого-нибудь, а самого себя, Ульяна Ивановна сочла необходимым возразить:
— Уж так-таки и ошибались! Больница-то, чай, как игрушечка была. И все вы знали, пока при своем деле были.
— Нет, Ульяна Ивановна, многого я даже не предполагал.
— Что же такое новое вы нынче узнали?
— Да хотя бы то, что во мне, как в каждом порядочном русском человеке, есть военные задатки. Во мне шестьдесят два года дремал воин. И кто знает, может быть, при других обстоятельствах я был бы теперь прославленным героем.
Трудно было описать удивление, даже смятение, охватившее Ульяну Ивановну при таком заявлении доктора. При всем своем к нему уважении, она не могла представить его военным человеком.
— Что-то, батюшка чудное вы говорите, — начала Ульяна Ивановна, — или уж я из ума выжила — вас понимать перестала. Люди по специальности делятся, и кто же в доктора пойдет, если все военными станут? Докторское сословие тоже надобно, — очень приличное сословие.
— Против этого я не спорю, но, мне кажется, из меня мог бы выйти неплохой командир, — настаивал доктор.
Его упрямство толкнуло Ульяну Ивановну на рискованную откровенность.
— Не сердитесь, Арсений Васильевич, но у вас для военного героя даже физической комплекции мало.
Доктор Великанов улыбнулся, сошел с хвоста самолета и, подойдя к Ульяне Ивановне, положил руку на ее большое круглое плечо.
— Я и не думаю сердиться, Ульяна Ивановна, но могу опровергнуть вас многочисленными примерами. Сам Суворов вовсе не был великаном. Можно быть человеком маленького роста и большим героем.
— Будто уж Суворов маленький был? — усомнилась Ульяна Ивановна. — Рисуют его только маленьким. Жил давно, вот и позабыли, какой он на самом деле был. И хоть бы и так, все равно для военного человека солидность желательна. Да и на гражданской службе представительность требуется.
— Если так, Ульяна Ивановна, я, наверно, был неважным главным врачом? — ехидно спросил доктор Великанов, на которого напал веселый стих.
Поняв, что она попала впросак, Ульяна Ивановна покраснела.
— Что же вас с другими равнять, Арсений Васильевич? Вы — особая статья: человек культурный, и лицо такое, что сразу видно…
— А солидности-то все-таки нет? — сказал доктор, любуясь смущением Ульяны Ивановны.
Хуже всего было то, что Ульяна Ивановна никак не могла понять — шутит доктор или говорит серьезно. Она даже вспотела при мысли, что, может быть, обидела доктора, и в отчаянии решилась на самоунижение: на осмеяние собственной солидности, которой втайне гордилась.
— А интеллигентность-то, Арсений Васильевич! Меня, например, взять или вас! Даже пословица такая сложена: «Велика Федора, да дура, мал клоп, да вонюч».
Выпалив этой пословицей, Ульяна Ивановна обомлела от ужаса. Она думала привести другую, где фигурировал не клоп, а золотник, но впопыхах перепутала.
Но доктор Великанов и не думал сердиться.
— Ну вас совсем, Арсений Васильевич! Я и говорить-то с вами не умею, а вы надо мной смеетесь, с толку сбиваете. Я ведь то хотела сказать, что героем всякий при своем деле может быть, лишь бы народную пользу выше себя ставил.
— Вот это золотые слова, Ульяна Ивановна! — воскликнул доктор. — И я берусь вам доказать вашу собственную правоту на множестве примеров, которые мы каждый день видим вокруг себя.
— Уж и множество! Где же герои ваши? Ездим, ездим, а героев что-то не находится.
Доктор Великанов изумленно посмотрел на Ульяну Ивановну.
— Как? — уж совершенно серьезно спросил он. — Вы не видите героев?
— Где же они?
— Да кругом нас, сколько угодно…
— Не вижу, батюшка Арсений Васильевич, не вижу…
— Придется мне вам их показать.
— Обязательно даже.
Подобные разговоры, возникавшие между ними не раз, никогда не приводили к согласию. В одном случае дело дошло даже до спора.
Виновником его явился солдат-связист, доставленный. Ульяной Ивановной к доктору с тяжелым ранением кисти левой руки. Ампутацию доктор Великанов сделать не мог, но остановить кровь и наложить повязку было в его силах.
Покончив с этим делом, доктор распорядился:
— Положите его на траву и отправьте с военной машиной в госпиталь.
Но тут произошло нечто неожиданное: красноармеец рассердился.
— Вовсе я не желаю в госпиталь! Мне дальше идти нужно.
Он подхватил винтовку и желтый ящик полевого телефона.
— Чудак-человек, тебе же лежать надо, — вразумительно сказал доктор, позволявший себе говорить «ты» всем пациентам, не достигшим, по его мнению, зрелого возраста.
— Нет уж, — за перевязку спасибо, а я пойду.
— Большой, а глупый, — уговаривал его доктор. — Тебе говорят — ложись…
— Лежи сам, если хочешь, а я не могу. У нас на наблюдательном пункте аппарат разбило, и через это дело батарея молчит, и мне новый доставить препоручили.
Объяснив это, связист не очень уверенной, но торопливой походкой отправился в сторону передовой.
— Как фамилия? — крикнул ему вдогонку заинтересованный доктор.
Этот невинный вопрос раненый истолковал как угрозу и, ускорив шаг, ответил:
— Фамилия у меня трудная — Догони-ветра-в-поле. Запиши, а то забудешь, помощник смерти.
Кто опишет негодование Ульяны Ивановны? Она уже совсем было кинулась вдогонку за уходившим связистом, но доктор весело остановил ее:
— Не волнуйтесь, дорогая Ульяна Ивановна, — все в полном порядке. Во-первых, мы лица гражданские и задерживать военнослужащего, хотя бы раненого, не имеем права, а во-вторых, я хочу напомнить вам наш разговор о героях. Этот парень если и не совсем еще герой, то кандидат в герои.
