стреляли и на Невском проспекте[69]. Теперь команда стрелять отдавалась вполне сознательно. Ибо исходила она с самого верха самодержавной власти: «Повелеваю завтра же прекратить!»
Расстрелом демонстрантов власти были намерены перейти в наступление. Однако кровопролитие привело к новому витку революции. Начались столкновения рабочих с войсками вокруг заводов. На Выборгской стороне были воздвигнуты баррикады. В результате рабочие кварталы оказались вне контроля властей.
'Продолжая наступление', власти в ночь на 26 февраля арестовали около 100 активистов революционных партий. Но революция развивалась уже независимо от политических активистов. Толпы 'рождали' агитаторов из собственной среды сотнями. Организованность движению пытались придать и левые думские лидеры. Думу еще можно использовать как инструмент возможного умиротворения масс.
Еще 26 февраля председатель Думы М. Родзянко, пытаясь как-то спасти ситуацию, которая грозила парламенту катастрофой (как казалось, прежде всего в случае победы самодержавия над 'бунтом'), отправил царю телеграмму с предложением создания правительства во главе с популярным деятелем. Родзянко уверял, что 'иного выхода нет, и медлить невозможно'[70]. Во всяком случае второе было верно. Прочитав телеграмму, Николай сказал своему приближенному: 'Опять этот толстяк Родзянко мне написал всякий вздор, на который я ему даже отвечать не буду'[71]. Вместо ответа царя депутаты получили указ о приостановлении заседаний Думы.
27 февраля, протестуя против роспуска думы, Родзянко телеграфировал царю: «Последний оплот порядка устранен»[72]. Раз Николай глух к умеренным предложениям думских лидеров, им волей неволей пришлось икать другую опору — в народном движении.
Народные избранники подчинились решению о роспуске и разошлись, но 'члены Думы, без предварительного сговора, потянулись из залы заседания в соседний полуциркульный зал,' — вспоминал депутат П. Милюков[73]. В этом 'зале для игры в мяч' Русской революции был создан Временный комитет Государственной Думы (ВКГД) для «водворения порядка в г. Петрограде и сношений с организациями и лицами'[74]. Примечательная формулировка. Депутаты надеялись выиграть в любом случае. Победит царь — мы водворяли порядок. А если процесс пойдет дальше — представители Думы могут, действуя от ее имени, возглавить «общественные организации».
Комитет был создан так, чтобы в случае победы самодержавия депутатов нельзя было обвинить в нарушении закона. Таким образом думский комитет становился единственным легальным органом, в котором бунтовщики могли обрести заступника перед лицом монаршия гнева.
В комитет, который иногда именовал себя также исполнительным комитетом (претензия на административные полномочия), вошли кадеты, октябристы, социалисты. В центре оказались кадеты.
Между депутатами возникли споры относительно дальнейших действий. Характерно, что недавние товарищи по масонской ложе вовсе не сходились во мнениях. Некрасов предлагал создать военную диктатуру, а Чхеидзе выступал против этого[75].
Милюков, вспоминая о создании комитета, пишет о 'самоубийстве Думы'. Однако в этот момент Дума еще не прекратила свое существование, а лишь прервала заседания. Убийство (а не самоубийство) Думы лидеры ее либерального большинства произведут позднее.
Более того, в сознании масс Дума продолжала жить полнокровной жизнью. Об официальной приостановке ее деятельности знали немногие (да и какое значение мог иметь указ царя в такой обстановке), и вскоре именно Дума, а точнее место ее расположения — Таврический дворец, стал центром притяжения восставших. Как законное учреждение, Дума обеспечивала какую-то видимость законности всему движению. Таким образом, Николай II своими действиями не только резко обострил ситуацию, но и толкнул парламентский центр ко все более активному участию в революции, исключив возможность достижения компромисса.
Своими действиями Николай II при поддержке супруги наносил такие удары по самодержавию, которые не могли бы нанести никакие масоны.
Не обнаружив прямой связи дофевральских заговорщиков и февральской революции в Петрограде, сторонники идеи искусственно организованной революции начинают строить замысловатые версии вредительства либералов. В. Кобылин, опираясь на мнение И. Солоневича, видит признаки заговора в том, что в феврале 1917 г. в столице не было «достаточного числа надежных кадровых войсковых частей»[76]. Явные признаки вредительства в Генеральном штабе. Идет ожесточенная война, на фронте каждая боеспособная часть на счету. А генерал Алексеев оставляет в столице (в тылу) новобранцев и второсортный контингент. Вот В. Кобылин и другие монархические аналитики поступили бы наоборот. Второсортных солдат — на самые опасные участки фронта, а в столицу — самые боеспособные части. Видимо, чтобы дать там последний и решительный бой германцу, когда он, прорвав неустойчивый фронт придет под Петроград…
Недовольство солдат в Петрограде имело объективные причины. Петроград как крупный тыловой город был одним из центров подготовки и размещения новобранцев. 'В казармах царила невероятная теснота... Солдатская масса жила столичными слухами, общалась с рабочим населением, настроенным пораженчески... Солдатская масса была проникнута одним страстным желанием — чуда, которое избавило бы ее от необходимости 'идти на убой','[77] — считал С. Ольденбург. Нежелание идти «на убой» видимо играло роль в мотивах, которые двигали солдатской массой в феврале. Но, как показали последующие события, солдаты еще не были настроены 'пораженчески'. Так что попытки объяснить их поведение исключительно «шкурными» мотивами — присущая мифу односторонность. Приняв участие в восстании, солдаты пошли на большой риск. Позднее значительная часть этих людей будет сражаться в Гражданской войне, защищая «свою» власть. Тогда (в отличие от мировой бойни) они будут знать, ради чего умирают.
Прежде всего на сознание солдат действовали приказы стрелять по толпам населения. Впервые с 1905 г. в столице так обильно лилась кровь. 26 февраля восстала 4-я рота запасного батальона Павловского полка. 'Видя картину расстрела безоружных, видя раненых, падающих около них, павловцы открыли огонь через канал по городовым... — писал Н. Суханов, — Павловцы же вернулись к своим казармам уже в качестве бунтовщиков, сжегших свои корабли, и призывали товарищей присоединиться к ним. Тут и произошла перестрелка между верной и восставшей частью полка'[78]. Восставших окружили, урезонили с помощью священника. 19 'зачинщиков' были арестованы. Но победители не досчитались 21 винтовки. Оружие 'ушло' к рабочим.
Восстание павловцев не только показало пример солдатам гарнизона, но и поставило перед ними дилемму — будут ли 'зачинщики' 'страдать за правду' или их можно 'выручить'. Можно ли довести дело павловцев до победного конца? Этот вопрос обсуждался в казармах в ночь с 26 на 27 февраля. Унтер-офицер Кирпичников (студент, призванный в армию в 1915 г.) сумел убедить солдат Волынского полка восстать. 27 февраля армия стала переходить на сторону революции. Волынцев поддержали павловцы, решившие 'выручать' вчерашних бунтовщиков. Восставшие полки двинулись к центру. Сопротивление им было оказано только вокруг Невского проспекта. Верные правительству части отходили в к Зимнему Дворцу и Адмиралтейству. Пытаясь приостановить развитие 'мятежа', Хабалов направил в район Литейного проспекта отряд полковника А. Кутепова численностью около 1000 штыков.
