России времен династии Романовых, продолжая держать в памяти черты этих периодов. Смутное время — классический «импульс» (а значит, признак завершения предыдущего большого цикла — эпохи). Допетровская Россия XVII века — «формирование». Даже политическая борьба идет по тем же правилам, что и в период НЭПа — сначала формирующийся российский абсолютизм расправляется с ортодоксами- раскольниками («троцкисты»), а затем со своими недавними умеренными союзниками, не готовыми поддержать неограниченное самодержавие и антикрестьянскую внутреннюю политику (Патриарх Никон — «бухаринцы»). Конечно, колорит эпохи накладывает на события свой неповторимый отпечаток — вместо бунтов XVII в. в ХХ веке мы видим рабочие стачки, вместо крестьянской войны — волну крестьянских восстаний. Но, что характерно, аналогичные друг другу события обоих столетий следуют друг за другом в определенном порядке и в XVII, и в ХХ в.
Этот порядок наводит нас еще на одно важное заключение — смена «мини-периодов» присутствует и внутри каждого периода. В XVII в. «формирование» прошло их полный набор (что, как мы увидим, бывает не всегда): «формирование» — 1613–1645 гг., «патернализм» — 1645–1652 гг., «равновесие» — 1652– 1658 гг., «конфронтация» — 1658–1671 гг., «нормализация» — 1671–1676 гг., «интеграция» — 1676– 1689 гг., «синтез» — 1689–1698 гг.). В дальнейшем такие периоды в периоде мы будем называть стадиями первого уровня (соответственно — стадии в стадиях первого уровня — стадиями второго уровня и т. д. — обычно стадии несложно проследить до 5–6 уровня). В связи с этим нам пора ввести определенную иерархию этапов развития различной интенсивности. Эпохи состоят из периодов, периоды — из стадий первого порядка, стадии первого порядка — из стадий второго порядка и так далее.
Но вернемся к периодам романовской России. Период 1698–1741 гг. Петровская индустриализация, резкое усиление налогового прессинга крестьянства, подавление попыток сопротивления как со стороны крестьян, так и со стороны других социальных слоев от бояр до стрельцов, политика широких репрессий в отношении потенциальных заговорщиков, захват Прибалтики и всеобщая бюрократическая регламентация. Если забыть о привитом нам с детства стереотипе благотворности петровских преобразований и применить к периоду 1698–1740 гг. критерии периода «реакции», то мы увидим родство первой половины XVIII в. с СССР времен Сталина.[9] Конечно, при этом следует выносить за скобки различие между индустриально-этакратической эпохой ХХ в. и раннеиндустриальной (абсолютистской) эпохой XVIII в. В остальном оба «индустриализатора» подпадают под перечень черт «реакции».
И все же масштабы деформации общества в XVIII и ХХ вв. заметно разнятся. Это не влияет на характеристики периода (они выдерживаются) и может быть разъяснено разницей эпох. Но не только. Сравним «мини-периоды» (далее — стадии) внутри периодов 1930–1953 гг. и 1698–1740 гг. Формирование — 1930–1932 гг. и 1698–1725 гг. Реакция — в сталинское правление это время великого голода 1932–1933 гг. В XVIII в. подобное явление не обязательно, что не должно нас смущать — реакция и на уровне периодов не обязательна. Патернализм — 1933–1934 гг. и 1725–1730 гг. Стадиальное равновесие при Сталине — 1935–1936 гг., конфронтация — 1936–1939, нормализация — 1939–1945 гг., интеграция — короткая «оттепель» 1945–1946 гг., синтез — 1946–1953 гг., импульс — 1953 г. В XVIII в. находим точные аналоги только для последних трех стадий — короткая попытка верховников ограничить самодержавие в 1730 г., жесткое правление Анны Иоанновны 1730–1740 гг., и переворотный импульс 1740–1741 гг. Таким образом, в XVIII в. Россия объехала три центральные стадии периода реакции, которые в ХХ в. составили наиболее разрушительный и кровавый период 1935–1945 гг. Так что смена периодов и стадий (а также стадий в стадиях и так далее) не исключает субъективного фактора, в частности, возможности избежать наиболее опасных поворотов истории — периодов реакции, стадий реакции и трёх центральных стадий. На этом уровне обязательными являются формирование, патернализм, интеграция, синтез и импульс (как мы увидим, теоретически может «выпадать» и стадия синтеза, но таких примеров не приходилось встречать).[10]
Период 1741–1825 гг. демонстрирует нам пример «патернализма» или, выражаясь языком ХХ в., «оттепели». Как и во времена Хрущева, здесь есть свои «заморозки» и бунтовские взрывы (в этом проявляются и сменяющие друг друга стадии), но в целом критерии периода выдерживаются. «Равновесие» — 1825–1855 гг. — Россия Николая I. Уже заметно ускорение развития страны в XIX в. «Конфронтация» — 1855–1881 гг. — время «Великих реформ» и народнического терроризма. Затем следует «нормализация» Александра III (1881–1894 гг.), недолговечная «интеграция» в начале правления Николая II (1894–1899 гг.), сменившаяся также непродолжительным политическим, социальным и экономическим «синтезом» (1899– 1904 гг.). И, наконец, импульс — «осенняя весна» 1904 г., завершившаяся Кровавым воскресеньем — грань новой эпохи — эпохи революций (1905–1921 гг.). Резкое ускорение развития России после реформ Александра II — яркий пример догоняющего развития, которое создает непрочную социальную структуру, подверженную «великим потрясениям», которые и постигли Россию в начале ХХ в.[11]
Как мы заметили, смена указанных периодов в прошлые века — исключительная особенность России. Обратимся к какой-нибудь другой стране. Например, к истории Франции. Смута Религиозных войн в их наиболее острый период 1572–1594 гг. — затянувшийся «импульс», завершение предыдущей эпохи. Затем «формирование» в правление Генриха IV (1594–1610 гг.). Франции удалось миновать период «реакции» в эту эпоху и сразу перейти к «патернализму» (1610–1624 гг.). Кстати, это время дворцовых интриг и неустойчивого абсолютизма очень напоминает Россию второй половины XVIII в. Но Франция быстрее перешла к «равновесию» времени кардинала Ришелье. Таким образом, стадиально лейтенант мушкетеров д'Артаньян — «современник» Печорина. Несмотря на разницу костюмов, условия жизни дворянства обоих периодов близки. Их волнуют прежде всего служба, дуэли, долги и романтические приключения от скуки. Но стоит сравнить д'Артаньяна с русским дворянином XVII в. — и контраст бросится в глаза.
Между тем «равновесие» сменяется «конфронтацией» 1643–1652 гг., наиболее яркая часть которой известна под названием «Фронда». Все аксессуары «конфронтации» здесь налицо — и баррикады, и восставшие толпы, и жаркая борьба группировок элиты (как не сравнить и с недавней историей нашей страны). Но затем наступает «нормализация» — у власти утверждается «Король Солнце» Людовик XIV.[12] При всем кажущемся блеске, его режим неустойчив («нормализация» — это не «равновесие») — недаром Людовика хоронили в тайне от подданных. Затем следует «интеграция» времен Людовика XV и «синтез» Людовика XVI. Чтобы понять разницу времен правления трех последних Людовиков, имеет смысл взглянуть на характеристики трех последних периодов. А дальше, как и в России — импульс (1788–1789) и эпоха революций и капитализма (1789–1936). Круг замкнулся. (Для экономии места мы опускаем разбор аналогичных периодов упомянутой выше Британии и десятков других стран от США до Кореи. В настоящее время автор располагает соответствующим материалом в отношении большинства стран мира.)
Так что же — история во всех странах однообразно движется по кругу? Вряд ли. Не случайно мы обращали внимание на особенности эпох. Одни и те же комбинации разыгрываются не только в разных вариациях, но даже на разных «шахматных досках». Череда периодов абсолютистской эпохи проходит, и наступает эпоха революций и «капитализма». Проходит череда периодов этой новой эпохи — и неизбежно наступает время индустриальной этакратии («социального государства»). Когда закончится череда ее периодов, наступит новая эпоха. Сам порядок смены этих эпох тоже наводит на размышления. Относительно равновесная эпоха абсолютизма сменяется конфронтационной эпохой революций, а затем наступает новый Порядок, хотя и более хрупкий, чем система абсолютистского общества. Это Вам ничего не напоминает? «Равновесие» — «Конфронтация» — «Нормализация». Если проследить эту цепочку в глубь веков, можно без труда обнаружить феодальный патерналистский строй. Внимательный читатель уже понял, к чему я клоню, а посему зайдем с другой стороны.
МЕЖДУ МАРКСОМ И ТОЙНБИ
