места, затерявшись через минуту в ближайших переулках.
Потрясенный Дима не решился бежать за преступником. Да и куда бежать, как бежать? У того еще осталось по крайней мере три патрона.
Как только все стихло, он поднялся и на ватных ногах пошёл к дому. Войдя в квартиру, он позвонил Сергею и дрожащим голосом произнес:
— Серёга, в меня стреляли.
— Когда? — обалдел тот.
— Только что, около дома. Машину всю продырявили, козлы.
— Значит, Андрюша не успокоился. — И Сергей подумал: «Значит, следующий я!»
— Может, в милицию позвонить?
— Толку-то. Закройся и сиди до завтра тихо. А завтра утром езжай в церковь, поставь свечку и поблагодари Бога за то, что он тебя спас. Днём на работе отсидишься, а вечером к бабке. Дома лучше не появляйся.
— Может, машину в гараж отогнать и сегодня же к бабке слинять?
— Можно и так, только осторожно. А дырявые стекла выбей до конца, а то менты по дороге привяжутся. Как приедешь на место — позвони.
— Ладно.
Дима, прихватив с собой охотничье ружье и сумку с документами и патронами, вышел из дома. На улице опять падал мокрый снег, словно укутывая покрывалом и маскируя раненую белую машину, стоящую во дворе.
Примерно через сорок минут после происшествия у Вячеслава Карловича запищал пейджер. На матовом, светящемся голубоватым светом дисплее было написано:
Довольный Вячеслав Карлович погасил свет и лёг спать. От усталости и напряжения, накопившихся за день, заснул он быстро.
Минут через сорок Сереже позвонил Дима:
— Я доехал. Теперь буду жить здесь. Запиши телефон…
— Не надо, не говори. Вдруг мой телефон уже на контроле у кого-то из «друзей». Я тоже попытаюсь сменить себе хату и завтра тебе сам позвоню на работу. До завтра.
— Уже «до сегодня».
Сергей глянул на часы. Они показывали два часа ночи.
Спать ему не хотелось. Точно так же он чувствовал себя в одной «горячей точке», когда был там в командировке — сопровождал технику. Нужно было обеспечить радиосвязь нашим разным службам. Всего один месяц, а запомнился на всю жизнь. Там тоже заснуть удавалось с трудом. Невыносимая жара и пытка бессонницей. Днём — работа, не поспишь. Вечером спать не ляжешь — очень жарко, все дожидаются ночной прохлады. Наконец она наступает. Вымотанные люди засыпают, но спать удается недолго. Ночью обязательно раздаются выстрелы одиночек-провокаторов, и всех поднимают по тревоге…
Многие чувства и понятия были собраны в одну кучу: война, смерть, ненависть были обильно политы кровью, потом и водкой, а постоянный страх сменялся полным безразличием.
Утром за Вячеславом Карловичем заехал Саша.
— Здравствуй, Сашок! — поздоровался бодрый после утренней зарядки шеф.
— Здравствуйте, — ответил довольный Саша.
— Молодец, Сашок, постарался. Сегодня же получишь у бухгалтера премию. Оформим как бабки на покупку бензина. Хорошо?
— Хорошо. Спасибо.
— Только, Сашок, я же просил тебя не перестараться, а ты там со страху, наверное, шмалял [Стрелял.] куда попало.
— Почему куда попало? По машине. Я же понимаю.
— По машине. А попал-то в водителя. Я же просил тебя — без мокрухи. Подвёл, подвёл. Нечаянно, что ли?
— Как в водителя?! — побелел вдруг парень, и дорога перед ним неожиданно стала разбегаться, как круги на воде. Он сбавил скорость.
— Нужно было только пужнуть немножко, а ты его того — по всем правилам, совсем. Ну-ка притормози у ларька.
Машина остановилась у палатки. Вячеслав Карлович вышел и подошел к уставленной разными напитками пестрой витрине.
— «Швепс лемон», пару банок, — бросил он продавщице и положил на тарелочку деньги. Получив сдачу, он забрал банки и вернулся к машине.
— На, Сашок, попей. Вылезай, подыши воздухом, а то ты белый как бумага, — по-отечески похлопал его по плечу.
Саша был совершенно потрясен и подавлен такой новостью. Он вышел на воздух, открыл банку и отхлебнул из нее сразу половину. Руки и ноги его дрожали.
— Ну как же так, Вячеслав Карлович, — заскулил паренек, — я же старался мимо стрелять…
Потом, чуть усомнившись в словах шефа или думая, что тот шутит, спросил:
— А как вы узнали, что я его убил? Там ведь никого, кроме меня, не было.
— Э-э, милый! Так сегодня утром по радио, в «происшествиях» об этом твоём жмуре [Покойник.] говорили: «Около своего дома выстрелом в шею убит такой-то, такой-то». Я думал, ты знаешь? — изобразил удивление шеф. — Да-а, перестарался ты, парень.
— Что же теперь делать, Вячеслав Карлович? Я же не нарочно. Теперь меня посадят?
— А тебя кто-нибудь видел?
— Кажись, нет.
— Ну и не переживай тогда. Я тебя не брошу, прикрою, если понадобится. Работай у меня, как и работал. Только успокойся. В жизни всякое бывает, это надо пережить. Ну что ты трясёшься, ты ж мужик, а не баба!
— Я убийца, — почти плакал Саша.
— Да брось ты! Какой ты убийца? Этот тип давно уже расстрел заслужил, только вопрос времени был. Он сам бандюга из бандюг. Так что не переживай. Считай, что ты доброе дело сделал. Значит, Богу надоело, чтобы он по свету ходил со своими художествами, вот он его и приговорил. А ты только привел приговор в исполнение. Ведь случайностей на самом деле не бывает. Все запрограммировано вперед. И не нами. Запомни это.
— Всё равно тяжело на душе…
— Я понимаю. Если хочешь, я тебе отпуск дам, дня на три — не больше. Ты мне нужен, да и одному тебе сидеть дома ни к чему — только кукситься.
— Спасибо, Вячеслав Карлович. Я опять ваш должник. Подвёл вас…
