– Может проканать, – предположил Котов, и, воодушевляясь, продолжил: – Полный дурдом! Точно, проканает!
– Скажи, – обратился я к Юре, – олигарх Бацунин выполнит любую твою просьбу?
– Хороший вопрос, – заметил тот, – фирму, конечно же, не отдаст, а так...
– Фирма нам ни к чему, вполне достаточно...
– Думаю, не откажет, – и Юра потянулся к трубке.
– Если все получится, точно напьюсь, – истово пообещал идейный трезвенник Грек.
– Все нажремся, – согласился Олег, – до усрачки.
– Тогда приступаем к разработке операции, – предложил Володя. – Как ее, кстати, назовем?
– «Парад идиотов», – предложил Котов.
– Присоединяюсь, – молвил Олег.
– Все хотел поинтересоваться, – вдруг сказал Юра, – если этот ваш Кащей такой гениальный, почему все спланировано так через жопу? Зачем, спрашивается, как в хреновом боевике, переться на место сбора этих буржуинов и гасить их обязательно всех вместе? Гораздо проще их грохнуть по отдельности и, так сказать, по месту жительства.
– Думаю потому, что все это безобразие разрабатывал лично Вайсфельд. Он ведь у нас высокий профессионал, курсы разные заканчивал, студент долбаный. Кроме того, хочет показать всему цивилизованному миру, что Россия – дремучий угол, где тут и там шляются бурые медведи с пулеметами наперевес и палят от бедра.
– Тогда почему Кащей принял этот план? – полюбопытствовал Олег. – И Толмачев тоже.
– Толмачеву эта байда только в радость, – я полез в пачку за сигаретой и, не обнаружив ее там, вопросительно посмотрел на Грека. Тот протянул мне свой пижонский цвета воронового крыла портсигар. – Благодарю. Так вот, если все пройдет, как запланировал этот деятель, у Паши на него будет полная сумка компры, и он разыграет все по-своему. А Кащей...
– А Кащей, – перебил меня Грек, – только притворяется, что живо во всей этой дури участвует. Для него, по большому счету, вся эта стрельба и пальба не более, чем операция прикрытия. «Русская сталь» его интересует поскольку-постольку.
– Получается, что он сознательно посылает на смерть свою команду.
– Золотые слова, – согласился я. – Кащей собирается загрести очень большую сумму и, может быть, отойти от дел. Делиться деньгами в его планы не входит, лишние свидетели тоже ни к чему.
– Если «Русская сталь» – операция прикрытия, – опять спросил Олег, – то какая же основная?
Грек посмотрел на меня, я пожал плечами.
– Он, – сказал Толя и указал на меня.
– Чего же ты такого нахуевертил? – посочувствовал мне Володя.
– Это он нам потом расскажет, если, конечно, захочет. Меня другое интересует, – на полном серьезе полюбопытствовал Котов, – ты где-то специально учился постоянно находить на собственную жопу неприятности, или оно у тебя само собой получается?
– Ей-богу, не знаю.
Глава 37
День десятый
– Это первый. Доложите обстановку.
– Двенадцатый. Все в порядке.
– Четырнадцатый. Без сюрпризов.
– Пятнадцатый. Все... А... апчхи, блин! Порядок, короче, жертв и разрушений нет. Противник в панике организованно отступает в сторону моря. Пчхи! – было слышно, как говорящий высморкался.
И все-таки одна потеря у нас была и достаточно серьезная. Этот обалдуй Котов умудрился вдрызг простудиться. В такую-то жару.
Впрочем, начну сначала.
Весь предыдущий день в Москву съезжались, вернее, слетались, кто откуда, соучредители «Русской стали». Прибывали каждый своим самолетом и налегке, то есть без охраны. Ее, так уж сложилось, обеспечивала принимающая сторона.
По той же сложившейся традиции, они остановились на ночлег в столичном гостевом доме «Сталеваров» на Новослободской, роскошном особняке конца позапрошлого века постройки, где для их приема был выделен верхний третий этаж. Вечером того же дня как всегда прошел дружеский ужин «только для своих», в ходе которого всех прибывших несколько раз фотографировали, причем, в фас, профиль и даже с затылка.
– Зачем это, Петь? – слабым голосом поинтересовался Борис Белопольский.
– Для стенгазеты – хохотнул Крупин.
– Как там мой младшенький?
– Трудится.
– Без закидонов?
– Все путем, Борик, – ответил тот, всеми силами пытаясь скрыть натужность веселья. – Ты-то как?
– А сам не видишь? – вид друга далекой юности наглядно подтверждал народную мудрость о том, что здоровье ни за какие деньги не купишь. Красавец, атлет, игрок, весельчак, любимец всех без исключения женщин, за прошедшие пять лет превратился просто в развалину. В инвалидной коляске, трясущийся, мучнисто-бледный, с заострившимися чертами лица. На ужин он заявился в сопровождении личного доктора, мымристого вида очкастой тетки с сумкой, полной лекарств, наготове.
– Что говорят врачи?
– Врачи? Они полны оптимизма и в прошлом году обещали мне целых двенадцать месяцев жизни. Так что, может быть, последний раз видимся.
– Борик...
– Не надо воды, Петя. Когда я гикнусь...
– Борик!
– Не перебивай, и так говорить трудно. Пообещай, что о Гришке позаботишься. Уж больно он у меня дурной и слабый. Обещаешь?
– Да, конечно.
– Вот и камень с души. Знаешь что, откати-ка меня к столу. Что-то даже пожевать захотелось.
Утром следующего дня четверо в сопровождении немалой охраны проследовали через холл первого этажа. Пятый передвигался в инвалидном кресле, которое катила очкастая мымра с сумкой через плечо.
Средних лет джентльмен, мирно попивающий кофе за столиком в холле цокольного этажа, равнодушно проводив взглядом проследовавшую мимо него процессию, тихо, как будто сам себе под нос, произнес:
– Прошли манекены.
Что он хотел сказать этим? Может, то, что охраняемые лица, на взгляд профессионала, скорее походили на людей, более или менее удачно загримированных под владельцев «Русской стали», нежели на самих владельцев? И, действительно, здоровяк Ступин, с недавнего времени канадский патриот и хоккеист, лишился волос на макушке, а взамен приобрел проглядывающий сквозь тональный грим шрам на левой щеке.
Тонкий ценитель прекрасного Черняк, в прошлом широко известный в узких кругах как уголовный авторитет «Черный», вдруг взял на исходе шестого десятка лет, да и подрос сантиметров на шесть, а заодно
