рассвирепевшей кошки.
— Он не взял...— женщина тоже растерялась.
Пашка не смотрел на нее.
— Плати!— рявкнул он.
Муж поспешно сунулся в карман... Но тут же спохватился.
— А вы что кричите-то? Заплачу, конечно. Что вы кричите-то? Сколько?
— Два рубля.
— Что-о? Тут же только пятьдесят копеек берут!
— Два рубля!!
— Олег!— сказала женщина.— Немедленно заплати ему... Заплати ему
— Пожалуйста.— Муж отдал Пашке два рубля.
Машина рванула с места и поехала дальше.
Пашка догнал Кондрата (напарника своего).
Кондрат сидел со стариком хозяином, у которого он остановился. Старики толковали про жизнь. Хозяин рассказывал:
— Да... вот так, значит. Вырастил я их, лоботрясов, шесть человек, а сейчас один остался, как гвоздь в старой плахе. Разъехались, значит, по городам. Ничего, вроде, живут, справно, а меня обида берет: для кого же я весь век горбатился, для кого дом этот строил?
— Такая уж теперь наша жизнь пошла — ничего не поделаешь.
— Жись эта меня не касается?
— Она всех касается, кум.
— Кхх!.. Мне вот надо бы крышку сейчас новую, а не могу — сил не хватает. А эта, лонись, приехал младший: поедем, говорит, тять, со мной. Продай, говорит, дом и поедем. Эх ты, говорю, сопля ты такая! Я сейчас кто? Хозяин. А без дома кто? Пес бездомный.
— Ты зря так... Зря.
— Нет, не зря.
— Зря.
— Ты, значит, никогда не крестьянствовал, если так рассуждаешь.
— Я до тридцати пяти годов крестьянствовал, если хочешь знать. А опора сейчас — не дом.
— А кто же? Тилифизоры ваши? Финтифлюшки разные?
Тут вошел Пашка.
— Здорово, старички!
Кондрат нахмурился.
— Подольше не мог?
— Все в порядке, дядя Кондрат.
Кондрат хочет изобразить из себя — перед хозяином — наставника строгого, как бы отца.
— Шалапутничать начинаешь, Павел. Сма-атри! Я на сколько тебя отпускал?
Пашка для приличия виновато наморщился.
Пауза.
— Чего делал-то там?— мягче спросил Кондрат.
— Лес возили.— Пашка пошел переодеваться в другую комнату.
— Посиди с нами,— пригласил хозяин.— Мы тут как раз про вас, кобелей, разговариваем.
— Некогда, братцы,— отказался Пашка.— В гости иду.
— Далеко ли?— поинтересовался Кондрат.
— К Лизуновым.
— Это кто такие?
— Тэ-э... знакомая одна...
— Расплодил ты этих знакомых!..— строго заметил Кондрат.— Переломают где-нибудь ноги-то.
— Искобелились все,— согласно проворчал хозяин.— А вот был бы при хозяйстве-то, небось не побежал бы сейчас к Катьке-разведенке, а копался бы дома.
— Свобода личности, чего вы хотите!— возразил Пашка.
— Избаловала вас Советская власть, избаловала. Я бы вам показал личность! Встал бы у меня в пять часов и работал бы, сукин сын, допоздна, пока солнце не сядет. Вот тогда не до Катьки было бы.
Тут вошла хозяйка. Закудахтала...
— Кум! Здравствуй, кум!
— Марфынька,— заныл старик хозяин.— Однако ж где-то было ведь у нас... кхэ...
— Чего «было»? Чего закряхтел?..
— Было же где-то... Нам бы с кумом — по махонькой.
— Э-эх... Ладно, для кума...
— Давай, давай...
Лизуновы ужинали.
— Приятного аппетита!— сказал Пашка.
— Садись с нами,— пригласил хозяин.
— Спасибо.— Пашка присел на припечке.— Только что из-за стола.
Катя поспешно дохлебала, встала.
Прошли в горницу.
— Ты что?
Пашка смотрел на Катерину. Стоит — молодая еще, а уже намучилась, накричалась на своем веку, устала.
— Так... зашел попроведать.
Пашка натянуто улыбнулся, стало жалко Катьку.
— Опять в командировку, что ль?— Катерина угасла.
— Ага.
— Надолго?
— Да нет.
— Ну, садись.
Пашка присел на крашеный табурет.
— Как живешь-то?— спросил он.
— Ничего. Какая моя жизнь? Кукую.— Катерина тоже присела на высокую свою кровать, невесело задумалась.
— Не сошлась с мужем-то?
— Не сошлась.
— Что он сейчас делает-то?
— Пьет. Что ему еще делать.
— Мдэ... На танцы пойдем вечером?
Катька удивленно посмотрела на Пашку, усмехнулась.
— Легко вам, ребятам: тридцать лет — вы все еще по танцулькам бегаете. Даже завидки берут.
— А тебе кто запрещает?
— Куда же я на танцы попрусь? Ты что? Совесть-то есть у меня?
— Серость,— сказал Пашка.
— Серость или нет, а мои танцы кончились, Паша.
— Ну, тогда я в гости приду попозже. Мм?
— Зачем?
— В гости!
— Как же ты придешь? Что, я одна, что ль?
— А чего они тебе? Ты на них — ноль внимания.
