— По-моему, он к своим тридцати шести добавил еще сорок градусов.
Сенька взмахнул руками, крикнул.
— Эх, роднуля!— И нырнул в «набежавшую волну». И поплыл. Плыл саженками, красиво, пожалуй, слишком красиво — нерасчетливо. Плыл и плыл, орал, когда на него катилась волна:
— Давай!
Подныривал под волну, выскакивал и опять орал:
— Хорошо! Давай еще!..
— Сибиряк,— сказали на берегу.— Все нипочем.
— Верных семьдесят шесть градусов.
— Давай!— орал Сеня.— Роднуля!
Но тут «роднуля» подмахнула высокую крутую волну... Сеня хлебнул раз, другой, закашлялся... А «роднуля» все накатывала, все била наглеца. Сеня закрутился на месте, стараясь высунуть голову повыше. «Роднуля» била и била его холодными мягкими лапами, толкала вглубь...
— ...сы-ы!— донеслось на берег.— Тру-у-сы спали-и!.. Тону!
Очкарики заволновались.
— Он серьезно, что ли?
— Он же тонет, ребята!
— Э-эй! Ты серьезно, что ли?!
— Да, серьезно, какого черта!..
— ...у-у,— орал Сенька. Он серьезно тонул. Видно было, как он опять хлебнул... Скрылся под водой, но опять выкарабкался. Но больше уже не орал.
— Лодку! Лодку!..— забегали на берегу.— Эй, держись!
Побежали к лодке, что лежала метрах в ста отсюда и далеко от воды. Но кто-то разглядел:
— Она примкнута к коряге.
— Черт, утонет ведь! Еще хлебнет пару раз...
— Ребята, ну что же вы?!— чуть не плакала девушка в штанишках.
Голова Сеньки поплавком качалась в волнах, скрывалась из виду, опять появлялась... И руками он теперь взмахивал реже.
— Ребята, ну что вы?!
Двое очкариков начали торопливо сбрасывать с себя одежду. Вот скинул один, прыгнул в воду, ойкнул и сильно погреб к Сеньке. И второй прыгнул в воду и стал догонять первого.
— Эй, держись! Держи-ись!— кричала девушка и махала зачем-то руками.— Ребята, они успеют?
— Успеют.
— Вот фраер-то!..
— Зачем он полез-то!
— Семьдесят шесть градусов, Николай верно говорил.
— Трепач-то!.. Хоть бы успели.
— Мне эти сильные!.. Сибиряки. Куда полез? Зачем?
— Ребята, успеют или нет? Где он, ребята?..
Ребята только-только успели: поймали Сеню за волосы и погребли к берегу.
Сеня наглотался изрядно. Очкарики начали делать ему искусственное дыхание по всем правилам где-то когда-то усвоенной науки спасения утопающих: подложили Сене под поясницу кругляш, болтали бесчувственными Сени-ными руками, давили на живот... Сеня был без трусов, девушка издали спрашивала, отвернувшись от компании:
— Ребята, вам теперь медали дадут, да?
Те, что возились с Сеней, захихикали.
— Ирочка, без трусов не считается.
— Как «не считается»?
— Если вытащили утопающего, но он без трусов, то не считается, что спасли. Надо достать трусы, тогда дадут медаль.
— Ира, иди подержи голову.
— Да ну, какие-то!..
Сеня стал подавать признаки жизни. Открыл глаза, замычал... Потом его стало рвать водой и корежить. Рвало долго. Сеня устал. Закрыл глаза. Потом вдруг — то ли вспомнил, то ли почувствовал, что он без трусов,— вскочил, схватился... там, где носят трусы... Очкарики засмеялись. Сеня — бегом по камням, прикрывая руками стыд, добежал к своей одежде, схватил, еще три-четыре прыжка — и он скрылся в кустах. И больше не появлялся.
— Вот теперь и выпить полагается!
— Зря он сбежал!— сокрушались.— Лютенко нахмурится: «В честь чего выпивка?» — «Спасли утопающего». Не поверит. Скажет, выдумали. Ира, подтвердишь?
— Если вам не полагаются медали, то и выпивка не полагается. Я против.
Сеня между тем пришел в магазин. Продавщица была молодая. Сеня оглянулся, спросил продавщицу негромко:
— Здесь бумажник никто не находил?
— Какой бумажник?
— Кожаный... в нем пятнадцать отделений.
— Твой, что ли?
— Не имеет значения. Никто не поднимал?
— Нет. А что там было?
— Деньги.
— Твои, что ли?
— Не имеет значения.
— Много денег?
— Три тысячи.
— Новых?!
— Новых... Новеньких. Никто не поднимал?
Тут только сообразила продавщица, что Сеня ее разыгрывает.
— Господи!.. Сенька, заикой сделаешь так. Да ведь как серьезно, черт такой! Ты хоть раз в глаза видел такие деньги?
Сеня криво улыбнулся.
— Хочешь, я тебе сейчас... Ну, ладно. Замнем для ясности. Дай бутылку.— Сеню всего трясло — замерз.
— Чего «я сейчас»?
— Ладно, ладно. Давай бутылку и помалкивай. Я про деньги не спрашивал.
— Женился бы ты, чудак-человек,— с искренним сочувствием сказала продавщица.— Женишься — заботы пойдут, некогда выдумывать-то будет что попало...
— Ладно, ладно,— сказал Сеня, не попадая зуб на зуб. Еще раз предупредил продавщицу: — Имей в виду: я про деньги не спрашивал. Если кто найдет, станут тебе отдавать — ты ничего не знаешь, чьи они.
— Ладно, Сеня, не скажу. Только ведь не отдадут.
— Как?
— А то не знаешь — как? Найдут и промолчат. Три тыщи — это дом крестовый, какой же дурак отдаст. Присвоют, и все.
— На всякий случай: ты ничего не знаешь. Они — фальшивые.
...Пришел Сеня поздно. Заметно выпивши.
— А где... она?
— Что ж ты один? Прихватил бы сюда — вместе бы выпили.
— ...А она ушла?
