Суда медленно шли навстречу.
Приблизившись настолько, что стало слышно голоса, адмирал приказал генуэзским судам опустить паруса и бросить якорь. Но те по-прежнему двигались к юго-западной оконечности города. Тогда передовые турецкие триремы атаковали генуэзцев. Но парусники генуэзцев оказались маневренней турецких судов. К тому же ветер в этот час дул против течения Босфора, что затрудняло движение на веслах, но давало свободу в перемещении под парусами. С высоких палуб и мачт христиане осыпали турков градом стрел и камней, и те вынуждены были отступать снова и снова.
Так прошел час. Все это время корабли генуэзцев неуклонно приближались к городу.
В момент, когда они огибали мыс Акрополя, ветер перестал и паруса повисли.
У входа в Золотой Рог течение Босфора образует водоворот, особенно опасный для флота в безветренную погоду. Оказавшись в этом водовороте, корабли генуэзцев к ужасу горожан стало медленно сносить от спасительных стен города в сторону Пера, где находилась турецкая армия и шатер султана.
Фортуна улыбнулась адмиралу и тот отдал приказ окружать неуправляемые корабли. Турецкие триремы обстреляли их из пушек, после чего адмиральское судно протаранило корму головного корабля, и солдаты ринулись на абордаж. То же самое происходило вокруг остальных судов.
Тем временем на подмогу туркам ринулись сотни лодок с янычарами. Множество суденышек и шлюпок, набитых пехотой, спешили присоединиться к атакующим. С высоких палуб на головы турок летели камни и стрелы, лились потоки «греческого огня».
Под огнем турецкие лодки шли на одно одна за другой, но с берега подходили все новые силы. На воде царила неразбериха. Триремы цеплялись веслами, не давая прохода людям. Лодки с янычарами, потеряв управление, переворачивались.
Шли часы, но исход битвы оставался неясным. Казалось, Константинополь замер и превратился в зрение. Все понимали, что судьба столицы зависит от этого сражения. Но понять, в какую сторону клонится битва, было невозможно.
То же самое происходило и в турецком лагере. Военачальники и пажи султана, янычары и евнухи, все следили за тем, что происходит на море. Султан Мехмед, покинув шатер в Пера, метался на коне по берегу, отдавая приказы своему адмиралу. В бессильной ярости он бросал коня в воду, покуда полы его кафтана не поднимались на волнах.
К вечеру стало ясно, что силы христиан на исходе и рано ли, поздно, но корабли будут захвачены. Султан Мехмед готовился к победе. Но тут, с наступлением сумерек, неожиданно подул северный ветер и паруса на кораблях христиан воспрянули. Легко расталкивая турецкую флотилию, они двинулись к спасительному входу в Золотой Рог, и пока адмирал перестраивал флот, цепь была поднята, а корабли пропущены в гавань.
Как только судна пришвартовались, императору Константину доложили, что в сражении погибло около 12 тысяч турок. Это сама Богородица заступилась за Константинополь, говорил простой люд, покидая стены. Бог миловал столицу, которой грозило неминуемое разрушение!
На другой стороне залива, в турецком лагере, царило уныние. По прошествии нескольких часов в шатер к султану доставили изможденного адмирала. Ужасная участь ожидала его…»
Я закрыл книжку.
Про участь Балтоглу решил не читать. Вытянулся на простынях. Учителя угомонились, музыка во дворе стихла. Посудой не гремели, голос, который бубнил за стенкой, и тот перестал.
Один кондиционер ровно гудел в тишине.
Я бросил книжку на ковер, выключил свет.
Лежа в темноте, подумал, что древняя история смахивает на комикс.
И что иначе она выглядит слишком страшной.
31. С утра позвонили, но в трубке оказался Мехмед.
«Большая удача! – затарахтел он. – Вам ужасно везло! Ужасно! Профессор Курбан выехал на родину Синана. Большое открытие! Старые катакомбы! Пятнадцатый век! Место, где родился Синан! Наш фонд делает, что вы поехать к профессору Курбан-бей на раскопки. Сейчас машина доставляет наш офис. Тут билеты на автобус Кайсеры. Ехать завтра ночь от центрального вокзала. Спускайтесь, пожалюста, поскорее!»
Я включил телевизор и пошел, зевая, в ванну. После стамбульских кебабов болели десна и я сплевывал на мрамор розоватую пену.
«Водопровод поди времен Синана!»
Но вода все равно растеклась по всей ванне.
Вышел, не вытираясь, в комнату. Залив лежал внизу неподвижно, мертво: не вода, а черный воск.
Натягивая трусы-носки, следил за новостями. Американские танки, Багдад, столбы дыма над городом.
В коридоре стояла каталка с полотенцами, стаканы. У лифта услышал телефонный звонок и побежал обратно.
Ключ на болванке долго елозил в разболтанной ручке.
«Алё-о-о?» – неуверенно, с подъемом на «о», раздался в трубке ее голос.
32. Офис находился в районе Аксарай. Махнув через мост, пронеслись под акведуком Валента и втерлись на бульвар Ататюрка. Мехмед слушал музыку и хлопал в такт по баранке. Гудки, пробки, смрад. Таксисты горланят, высунувшись из окон.
Машина остановилась у импозантного дома. Эркеры, кариатиды, Европа. Дверь со значком красного флага открыла турчанка. На вид лет сорок – жакет, юбка чуть выше колен, черные чулки.
«Здравствуйте» – пропела на чистом русском.
Воздух из кондиционера холодил мокрую спину.
Я вошел в зал и вздрогнул. На диване сидели мои московские турки.
Те же костюмы, те же сладкие улыбки.
Полное дежа вю.
«Хотите чаю?»
Я решил не затягивать. Сказал, что устроился прекрасно и хочу гулять по городу. Турки заулыбались, закивали. «Вас хорошо понимаем!» Из боковой комнаты женщина принесла конверт. «Это билет на автобус, суточные и маленький подарок от нашего президента» – конверт лег рядом с чайными пробирками.
«Какие у вас планы на сегодня?» – мы встали.
«Хотел бы трахнуть девушку с туграми» – я сунул конверт в карман.
«Простите?»
«На сегодня у меня осмотр великой мечети Сулейманийя!»
До дверей меня провожала женщина и я спросил, откуда она знает язык.
«Мой муж русский» – ответила она, щелкнув замками.
Спускаясь по лестнице, я подумал, что жена моего отца могла выглядеть точно так же.
Но как представить их вместе?
33. Ночь над Истанбулом, какая ночь опустилась над городом городов! нет, вы только посмотрите, что за